Two Weeks Notice*

Перед началом своей новой истории я хотел бы привести несколько выдержек из статьи обозревателя «Новой Газеты» Алексея Поликовского «Рабы эпохи хай-тек».

«Рабство якобы отменено, а на самом деле присутствует в нашей жизни в полной мере. Только на место личной зависимости встала зависимость экономическая или социальная. Но раб не знает о смене зависимостей и исторической парадигме. Он гробит свою жизнь за кусок хлеба, превращая себя из человека в тупой автомат по размену денег или в ходячую рекламную тумбу.

Современный офис не имеет никакого производственного смысла.

Начальник может иногда не ходить на работу. Подчиненный должен всегда быть в офисе. Топ-менеджер может управлять офисом по выделенному каналу. Клерк обязан отдать офису свою жизнь в надежде на грядущую награду. Свобода режется на кусочки, как колбаса, и вручается как собачья радость. Служи хорошо, а потом встань на задние лапы, и тогда твой начальник… твой хозяин… даст тебе из своих рук этот маленький вкусный кусочек: разрешит в пятницу уйти домой на час раньше.

Колесо социального прогресса застряло в исторической грязи. Оно крутится на месте. Ценность человека продекларирована, но не осуществлена».

Согласитесь, это прекрасно. Автор буквально по полочкам разложил глобальную картину всемирного человеческого застоя. Вместе с тем, во всех человеческих бедах, как правило, виноваты сами люди. Поэтому я предлагаю вам на какое-то время спуститься на землю и  попытаться выяснить, во что, точнее, в кого уперлось то самое  самое «колесо социального прогресса» здесь, в Украине. Тем более, что персонаж этот вполне реален и очень хорошо знаком всем вам, как минимум, на уровне архетипического образа. А поскольку мой дар попадать в идиотские ситуации еще ни разу в жизни меня не подводил, все прелести общения с этим архетипом я сполна ощутил на собственной шкуре.

...Почти два с половиной года мы с коллективом вдохновенно ждали момента, когда наш начальник отправится на заслуженный отдых. День его шестидесятилетия был обведен в календаре красным маркером, и сбоку красовалась надпись «Ура». Надпись была выполнена анонимным автором месяцев за 11 до высочайшего юбилея, и представляла собой что-то наподобие заблаговременной веселой эпитафии уходящему недругу. Мало кто за пределами корпоративного периметра смог бы постичь причины столь бурной радости, явления, в общем-то, нехарактерного в среде государственных служащих, обычно сдержанной, терпеливой и клинически безмолвной. Да и сами подчиненные, скорее всего, вряд ли смогли бы четко назвать хотя бы десять уважительных причин своей ненависти, однако, поверьте, такие причины имелись, и в гораздо большем количестве, ибо хедлайнер наш в определенном смысле был слишком «широкой» натурой, и каждый с легкостью отыскивал в этой бесчеловечной «ширине» свой собственный повод.

Мне, пожалуй, было проще других. В начальнике мне не нравилось все без исключения. Я терпеть не мог его манер - с «тыканьями», зоологическим харрасментом в отношении наших моложавых «разведенок» и разящими мертвечиной номенклатурными шутками, меня бесило его пафосное ретроградство – «вот при Союзе был поря-я-ядок» и «вы сюда работать пришли, а не чаи гонять» (последний аргумент, кстати, отнюдь не мешал ему самому практически круглосуточно уминать ванильную халву и галетное печенье «Мария» в кругу двух-трех приближенных штрейкбрехеров), кроме того, меня приводила в неистовство его способность создавать вокруг себя зону полнейшего интеллектуального штиля. Складывалось ощущение, что он источает некий эфир, невидимый и неощутимый, однако невероятно смертоносный для любого здравого начинания. Рабочий процесс давно скрипел  ржавым, требующим смазки механизмом, однако приближаться к нему было категорически запрещено нашим седовласым цербером, искренне полагавшим, что если приходить на работу вовремя, поглощать в обед домашнюю пищу за рабочим столом и покидать кабинет на полчаса позже установленного, то все и так будет ладиться. Впрочем, не совсем так. Для полного служебного благополучия ему требовалось еще кое-что. Рабы.

Раб - это вещь. У рабов не бывает личных потребностей, надежных друзей и профсоюзов. Это вечный одиночка, в душе ненавидящий хозяина, но панически боящийся его хлыста. У человека ненависть всегда сильнее страха, у раба - наоборот. Именно страх делает из человека раба - деградировавшего, оскотинившегося, лишенного собственного мнения и права голоса, готового на любое унижение ради снисходительности хозяина. Вот их-то наш герой лепил, что называется, не покладая рук, вкладывая в этот макабрический промысел всю свою энергию, приумноженное домашними обедами здоровье и приобретенные за время «совка» навыки.

К людям он относился откровенно скотски, даже не скрывая, что все двадцать человек приняты сюда лишь затем, чтоб обеспечивать руководителю комфортную и услужливую атмосферу - деловые качества, естественно, никого не интересовали. Львиная доля его так называемого руководства была посвящена неукоснительному исполнению первого и ключевого принципа советского аппаратного teem building'a - расслоению и дестабилизации коллектива с целью максимального снижения его сопротивляемости. Для реализации этой светлой цели в ход шел весь возможный инструментарий: угрозы, шантаж, сплетни и подкуп. В результате подобной политики большую часть рабочего и свободного времени наш преимущественно женский, а потому податливый и падкий на всяческие интриги коллектив занимался выяснением отношений и продуцированием сплетен. Босс глядел на все это великолепие и благоговел: «работа» била ключом.

Отпуск полагалось просить несколько раз, чутко улавливая малейшие положительные сдвиги в настроении начальника и пытаясь получить вожделенную визу на скользком пике его добродушия. Я как-то попытался намекнуть, что в приличных странах за подобное профсоюзы за смешивают с дерьмом и пускают по миру и не таких перцев, однако понимания у коллег эта политинформация, мягко выражаясь, не нашла. Все предпочли продолжить пеленгацию начальственного биополя, сидя на уже пожелтевших от времени "отпускных" заявлениях.  

Он мог не вспоминать о тебе неделями, но как только ты отправлялся в «самоволку», тебя сразу же начинали искать. Он мог наедине хвалить тебя за инициативу, а уже через пять минут подавать ее вышестоящему начальству как свою собственную. Он умел доверительно нашептывать тебе о кознях твоего коллеги, одновременно нашептывая ему то же самое, но уже о тебе.

В конце концов, мне все это надоело. Нет, я не ушел, а просто включил такой точно говномет и направил струю в его сторону, присовокупив несколько личных креативов, прекрасных в своем изощренном коварстве. Молодые учатся быстро, и не только хорошему. В принципе, «симметричный ответ» сработал, так как храбрость явно не входила в число добродетелей моего руководителя. Оставшееся до заветной даты время я отработал почти спокойно.

Однако, никто никуда не ушел.  Воспользовавшись стартовавшей реструктуризацией учреждения и какими-то коллизиями в украинском пенсионном законодательстве мой теперь уже экс-начальник остался на работе, правда, не до конца понятно в каком качестве. «Недоушел», так сказать. Да, он уже не столь величественно перемещается по служебным коридорам, в его тоне все больше преобладают дребезжаще-услужливые стариковские нотки, а порой он и вовсе неотличим от тех, кого так упоительно штамповал еще полгода назад. Однако я-то знаю, что все это - обычный камуфляж матерого, остервенелого и успевшего изголодаться по свежему мясу хищника. Косвенно это подтверждают и мои коллеги, вполголоса спрашивая друг у друга «ну когда же он уйдет?» и тревожно оглядываясь при этом по сторонам.

Вот такая история, друзья. Мораль? Да нет никакой морали. Пока это государство не запретит людям старше 55-ти лет, пусть даже трижды опытным и заслуженным, занимать любые административные должности, ничего хорошего, поверьте, нас не ждет. Я отдаю себе отчет, что в результате этого могут пострадать действительно достойные и полезные люди. Однако, у нас уже давно нет времени на селекцию. Ведь даже один единственный мракобес, наделенный властью, отбрасывает общество на годы, на десятилетия назад.

Поэтому простите, господа, но в ваших услугах эта страна больше не нуждается.

Отдыхайте.

Егор Степнов

* two weeks notice (англ.) - уведомление о предстоящем увольнении.

3

Поделиться: