Словесный невроз
В свете приближающихся выборов политики не устояли перед соблазном в очередной раз поспекулировать на проблеме языка. От драки в Верховной Раде выиграли все её участники, даже бютовец Николай Петрук, которому, как известно, разбили голову. Хорошо «разогретый» языковой вопрос – прекрасное средство для мобилизации избирателей, которых ставят перед выбором: или победим мы, или случится ужасное – то ли, по словам Тимошенко, будет совершено преступление против истории и нации, то ли, по словам Колесниченко, продолжится «жесточайшая украинизация». В общем, всё как обычно: цирк с элементами рестлинга в Раде и нагнетание страстей.
Тем не менее, языковая проблема в Украине действительно есть. По данным Института социологи НАНУ, с 1992 по 2011 годы наблюдается поляризация языкового поля страны. Доля граждан, использующих в семейном общении украинский язык, выросла за указанный период с 36,8% до 42,8%, использующих русских – с 29,% до 38,6%, в то время как доля билингвов сократилась с 32% до 17,1%. Исходя из этого, русский язык сложно назвать языком меньшинства (как, например, крымскотатарский). Кроме того, нельзя поставить знак равенства между русскоязычным населением или этническими русскими – около 80% граждан Украины считают себя украинцами по национальности и только около 20% - русскими. Поэтому проблема языка – это внутренняя проблема украинской нации. Что касается дискриминации, о которой обожают говорить политики, то в течение последних 10 лет около 90% граждан отвечали, что с фактами дискриминации по отношению к русским или украинцам не сталкивались (по данным Института социологии НАНУ). Возможности изучать русский язык так же имеются: в 2010 году 17% учеников училось в русскоязычных школах или классах и свыше 30% изучали русский язык как отдельный предмет, что соответствует доле русскоязычных граждан.
В чём же тогда заключается собственно проблема языка? Язык – это, прежде всего, средство коммуникации, обеспечивающее взаимопонимание людей и открывающее доступ к информации. Расхожий аргумент о трудностях в общении не выдерживает проверки фактами. Ещё в 2006-м русским языком владело 92% граждан, а украинским – 86%. Казалось бы, для русскоязычного в быту человека, знающего украинский язык, нет никакой разницы, на каком языке спросить «Как пройти в библиотеку?» или написать заявление для какой-нибудь бюрократической инстанции. Однако, реальное содержание языковой проблемы в Украине составляют внеязыковые факторыв и мотивы. Рассмотрим два основных.
Первый и главный фактор и мотив – неравенство и борьба за статус. Статус языка как таковой не имеет отношения к его функциям – негосударственный язык не становится менее понятным и т.д. Но чувство неравенства крайне болезненно для тех, кто считает себя униженным. Особенно, если это касается таких глубоко личных сфер жизни, как язык, религия, этническая принадлежность. К сожалению, формированием чувства неравенства в языковой сфере отечественные политики занимаются практически с момента обретения независимости – одни распаляют чувства украиноязычных, другие – русскоязычных. Первые представляют украиноговорящих как народ, над которым всё ещё висит угроза русификации и стирания национальной идентичности, исходящая, разумеется, от злокозненной бывшей метрополии и её приспешников внутри страны. Русскоязычных граждан при этом объявляют либо «понаехавшими» русскими (что неправомерно), или жертвами русификации, подлежащими лечению, или же просто предателями, подыгрывающими угнетателям. Например, «свободовец» Игорь Мирошниченко как-то назвал русскоязычных украинцев «или оккупантами, или рабами, или чужаками». Его однопартийка Ирина Фарион пошла ещё дальше, назвав их «украинцами-дегенератами».
Примерно таким же образом ведут себя их политические оппоненты, внушающие русскоязычным, что они – угнетённое «жесточайшей украинизацией» меньшинство. Их идентичность тоже находится под угрозой стирания, но теперь – злонамеренными украинизаторами-русофобами, попирающими права и свободы. Политики такого сорта тоже не гнушаются оскорблений. Например, автор скандального законопроекта Вадим Колесниченко не так давно заявил, что украниский язык снижает интеллектуальный уровень его ребёнка «минимум на 25 процентов»… В общем, и те, и другие чувствуют себя униженными и оскорблёнными. Поэтому вопрос языка для них – это вопрос личного статуса, вопрос освобождения от дискриминации.
Второй (по порядку, но не по значимости) фактор состоит в том, что языковой вопрос идёт «в пакете» с чисто политическими вопросами. Партии и политики, поднимающие на флаг борьбу за права русскоязычных, неизменно спекулируют и на теме сближения с Россией и дистанциировании от Запада в лице ЕС и НАТО. Пророссийский вектор внешней политики и изменение статуса русского языка – идеологемы, неизменно сопровождающие друг друга, как Ёжик в Медвежонок из известного мультфильма: «Если тебя нет, то и меня нет». Аналогичным образом, в политическом дискурсе защита украинского языка практически всегда сопровождается выраженным проевропейским внешнеполитическим вектором. Особенно ярко «пакетность» языкового вопроса проявилась во время кризиса 2004-2005 годов, когда общество разделилось на два непримиримых лагеря: прозападный «украиноязычный» и пророссийский «русскоязычный». С тех пор страсти изрядно поутихли, но на выбор позиции в отношения статуса языков стали влиять такие внеязыковые факторы, как внешнеполитические ориентации и независимость Украины.
Конечно, внеязыковых факторов, влияющих на отношение к языковой проблеме, больше, но их действенность и само появление – преимущественно дело рук политических дельцов. В некотором смысле все мы стали заложниками языкового вопроса. В условиях жесткого предвыборного противостояния политические деятели вынуждены так или иначе касаться языкового вопроса, «обрезая» себе потенциальный электорат. Правда, избирателям приходится значительно хуже. Постоянно внушаемое чувство дискриминированности отнюдь не способствует нормальному социальному самочувствию. Политическим деятелям удалось превратить обычный вопрос из серии «Как нам обустроить отечество?» в необычайно болезненную проблему, много лет невротизирующую общество. Именно в этом и заключается языковая проблема.
И именно крайняя политизированность языковой проблемы делает её нерешаемой в ближайшей перспективе. Любой вариант действий в сфере языковой политики приведёт только к обострению внутриобщественного противостояния и даст мощный импульс к политическим спекуляциям на этой теме. Но и оставить всё, как есть, тоже нельзя, по причинам, описанным выше. Тем более, перед октябрьскими выборами языковой вопрос будет разогреваться вовсю, надеемся только, что у обитателей ВР (и тех, кто жаждет таковыми стать) хватит ответственности не доводить его до точки кипения.
Реальное же решение языкового вопроса в Украине начнётся с его полной и абсолютной деполитизации. На любые политические спекуляции на тему языка должно быть наложено временно табу – пока из голов не выветрится политтехнологический дурман. И тогда можно будет принимать взвешенные решения, основанные на изучении украинского социума, с предшествующими социальными экспериментами и прочими атрибутами адекватного государственного менеджмента. Но для этого с нынешним отечественным политическим классом должно что-то случиться – или хорошее (например, внезапное просветление), или что-то плохое.