Арсентий Атоян. Свобода мысли

Однажды студенту третьего курса ВНУ им. В. Даля (в простонародье оставшегося «Машинститутом») попался на глаза интересный замысловатый знак: нечто среднее между китайским иероглифом, древнескандинавской руной и буквой древнего индийского алфавита… Парню изображение очень понравилось, и он решил увековечить его у себя на руке в виде татуировки. Но прежде, естественно, захотел узнать,  что же оно обозначает? Ни друзья, ни знакомые историки-филологи-археологи, ни даже всезнающий интернет ответа не дали. И тогда уже отчаявшемуся студенту кто-то посоветовал: «Обратись к Арсентию Ивановичу. Он наверняка знает».

 

Арсентий Иванович не только рассказал, что значит, где, кем и когда применялся этот знак, но и назвал книгу в библиотеке, и даже номер страницы этой книги (!), на которой можно о нем почитать

 

Арсентий Атоян – доктор философских наук, доцент кафедры философии культуры и культурологии ВНУ им. В. Даля, а кроме того – «вождь леворадикальной элиты Луганска», знаковый левый интеллектуал, один из создателей и бессменный руководитель ФМО – «Философского Монтеневского общества».

 

 

I

Ну, какой же я замечательный луганчанин? Нет, нет и нет. Первая здоровая реакция – «не хочу, не буду». Взял за обыкновение не соглашаться на интервью в прессе и электронных средствах дезинформации. Приглашали не раз. Даже оправдание выдумал: не годится человеку крайне левых убеждений выступать в буржуазной прессе. Вот какой я передовой!..

  

Но задумался: в конце концов, правила иногда следует игнорировать, а зароки – менять,  иначе это очень похоже на высокомерное «умный в гору не пойдёт», что великий бард предлагал дополнить поговоркой  «мы в лесочек не пойдём, нам в лесочке страшно».

 

К тому же, я не политик, в партиях никогда не состоял, хотя и приглашали, ничем и никем не руководил, оргспособностей не имею, светиться не люблю; с анкетой интеллигента средней стоимости без наград и желания толкаться локтями? Может, я на что другое  сгожусь? Если, конечно, рта зря открывать не буду.

 

Свободу самовыражения признаю, но отчего-то полагаю её недостаточно мотивированной. А кто будет выражать другого, того, кто выразить себя по каким-то причинам не может, или ему не дают себя выразить? Миллионы не выражены. Поколения уходят непонятыми. Что за душой такого, что делает тебя способным выразить другого? В тебе частицы другого, ты – это они. Остальное не даёт права открыть рот. Если ты никого не выражаешь, вспомни совет Козьмы Пруткова: заткни фонтан, вода тоже должна отдыхать.

 

 

Не самовыражения ради, но ради выражения этого другого принял я предложение поучаствовать, чтобы потом на долгие годы без явной необходимости не предаваться вынужденному эксгибиционизму, которым является всякое интервью (хуже, правда, самореклама, и если скажут, что это она – замолчу в прессе насовсем).

 

II

 

Слоганы «бути особливим» вижу каждый день. Не вдохновляют. Два листочка на дереве уникальны прожилками, неповторимы, но что с того? Облетят, заменятся новыми, если дерево не сломают из благоустройства или разгильдяйства.

 

Так и человек. Всё остаётся людям, но что именно, он – человек – не знает.

 

Узнав, что преподаёшь философские дисциплины, спрашивают чаще про смысл жизни. А сказать нечего: их жизнью я не интересовался, а про мою – пусть скажет кто-нибудь другой, коли охота воздух трясти. Одного на всех смысла нетути.

 

Начал думать, чем отличаюсь от других. Скучно…

 

В парикмахерскую не хожу с тех пор, как военрук выгнал постричься лет в шестнадцать; синих джинсов никогда не носил: сначала считал – дорого, потом, что только западники носят, после – из упрямства не поддаваться среде.

 

Люблю читать книжки. Страниц не пропускаю. Родительское воспитание – закрывали с Купером в руках в детской, заставляли пересказывать. Из отцовской библиотеки вышел. Мебели не было, а книги были, всегда. Тысячи книг и ребячье: «Зачем я среди них?».

 

«Горьковку» люблю до щенячьего визга. И писать, конечно. Графоман с детства. Любимая бабушка – лучший человек на свете, –  тетрадку в девять лет сшила, суровой нитью и цыганской иглой. «Пиши – писарь лысый», – говаривала.

 

Теперь это неоригинально, сейчас все пишут. У меня ни одного близкого друга нет, чтоб не писал.  Несколько книжек написал для себя, на характер. Издали другие. Точнее, Борис Григорьевич Розовский. Профессор, доктор юридических наук, замечательный человек. Низкий ему поклон. Сам бы себя не издал, пробивных способностей не имею.

  

III

 

Что не люблю? Звукового ряда эпохи не люблю… Не люблю радио, этот второй мусоропровод. Сказал как-то это в микрофон на улице, так на меня заорали – «Вы в прямом эфире!».

 

Элиту не люблю. Мат не люблю и не употребляю. Когда-то жил в школьном интернате, за стеной – шабашники. А тут дети. И нецензурщина с утра и до вечера. Победил классической музыкой: Пуччини, Моцарт, Стравинский… «Только не надо музыки!» – взмолились. «Тогда не надо мата…» – ответствовал тогдашний сельский учитель истории.

 

Мечтал быть историком. Зачитывался Тарле и Ключевским. Историком профессиональным я, по-видимому, не стал. Дилетантом преподавал в школе и вузах сорок три различные дисциплины. Дилетант со степенью – всё равно дилетант. До тридцати Высоцкого и Галича слушал почти каждый день. Как там у Галича: «А хотелось-то мне в дорогу налегке при попутном ветре…»,  но говорил не то.

И в историки не взяли.

 

В перестройку оголтело критиковал КПСС. Думал: советская власть всё равно сто лет продержится. Против Советов никогда не выступал, критиковал слева за недостаточную революционность. Слыл экстремистом. Иногда выводил  с чужого голоса не свои рулады: участвовал с друзьями в ряде начинаний типа «Чёрного квадрата», о котором потом небылицы ходили, в «Литературке» Евгения Евтушенко ошибочно писал о стотысячном тираже этой… псевдоинтеллектуальной халтуры. Моей статьи там не напечатали. Отговорил Серёжа Прасолов, мол, прослывёшь не только экстремистом, но и террористом. Сейчас стыдно. Но и в этом всём нет ничего оригинального. Кто ж тогда глупостей не делал? Всё как у всех.

Словом, не герой.

 

IV

 

Тогда почему я согласился?

Вспомнил!

 

На изломе перестройки вместе с А. М. Ерёменко, К.В. Деревянко, Ю. М. Молчановой, К.В. Зарубицким, И.Ф. Кононовым, О.В. Соловьёвым, В. Кузнецовым, С. Н. Прасоловым, П.Н. Нестеровым и другими преподавателями участвовал в создании Философского Монтеневского Общества – любительского объединения, в котором нет первого и последнего, все равны в возможности высказаться. Мне лишь чаще других приходится вести собрания, хотя это может делать всякий, кто дважды выступил у нас с докладом.

 

Некоторые из тех, кто был на первом собрании, вскоре покинули общество по разным причинам. Но приходили другие. Сотни людей прошли через общество, заглянули и пошли дальше своим путём. Некоторые задержались надолго, уходили и возвращались. Одна из магий общения на философские темы: никогда не знаешь заранее, кто и с чем пришёл, хотя название доклада объявляется загодя…

 

Трудно переоценить вклад в наше маленькое философское движение таких личностей, как психолог О.В. Соловьёв, философ и эстетик В.А. Илюшин, киевский профессор В.А. Малахов, луганский лингвист, профессор А.С. Зеленько, поэтесса Е.А. Заславская и многие другие. Мы всегда помним  выступления В.Ю. Даренского, Е.Н. Гнатенко, С.А. Титаренко, И.В. Шупчинского, А.И. Ермашёва, А.С. Сгонникова и многих-многих других. Приношу извинения тем, кого не упоминаю, яркими или не очень были их беспомощные студенческие пробы, блестящие  импровизации дилетантов  или  продуманные обстоятельные речи специалистов и универсалов, ибо на самом деле важны все, и каждый неповторим.

 

Иногда и слабый доклад даёт повод для хорошей дискуссии. Все эти люди не связаны единым мировоззрением, родом занятий или даже условностями этикета. Их привёл к нам интерес к открытому философствованию как публичному поиску новых смыслов.

 

V

Кстати, кружков, клубов, обществ у нас в городе было множество. Клубным духом мы массово заражались от известной у нас в городе личности 70-х годов Виктора Филимонова, создавшего клубы «Волшебный фонарь» и «Видимый человек». Вот кто настоящий замечательный луганчанин, уехавший под давлением в Россию в начале 80-х; о нём следовало бы знать молодой интеллигенции и всем, кто интересуется прошлым Луганска.

 

Дух вольницы и тайного приобщения к радости познания был овеян спорами о прекрасном и умном собеседнике через экран. Я только в киноклубах состоял – в пяти, а в создании двух даже участвовал: с добрым другом, археологом, страстным поклонником авторского кино Виктором Сергеевичем Ветровым. Он был председателем обоих клубов.

 

Помню философский клуб «Истина» в Пединституте, и кружок Владимира Алексеевича Илюшина, настоящего коммуниста, кстати, изгнанного из партии за революционные взгляды. Я с ним соглашался редко, но всегда уважал его запальчивую любовь к уничтожающей критике оппонентов. Он учил не быть лапшой в идейных спорах. Теперь лапша – образ толерантности. Непримиримость слывёт пороком. А ведь это - не так.

Слушать непримиримых – большая радость для понимающих. Но политклубов не замечал, не посещал; они скучны, как прописи. Искал не единомышленников, а разно - мышленников.

 

Все клубы были хороши, но во всех оставалось чувство недосказанности.

 

VI

 

Культурой овладеть нельзя. Это не технический навык. Культуре следует  приобщиться. Кто-то должен привести в круг и сказать: «Знаешь, а это, пожалуй, интересно».

 

Темп жизни изменился, и часто сказать этого некому. Времена для публичного философствования сейчас - не самые подходящие, но продолжать можно, пока остаётся это самое чувство недосказанности, манящая глубина невысказанного другими.

 

Иногда, кажется, что уже всё слышал, но открывается дверь, человек приходит впервые, и приносит то, что не прозвучало бы из других уст.

Интерес к другому – живой нерв общения.

 

Тогда, в девяностые, всё было иначе… И, в то же время, – так же, как сейчас. Чувство времени у каждого своё. И всё же бывают редкие моменты единения индивидуальных рефлексий.

 

Созревание было замедленным. Расставание с прошлым - мучительным. Иллюзии (у одних демократические, у других революционные) были все еще сильны. Идейные ветры времени несли как гнилостное разложение уходящего и смердящего, так и новые запахи тлена приближающегося постперестроечного авторитаризма. Судьба балаганов: время от времени их сворачивают.

 

Хотелось отстранённого философского холодного взгляда. Получалось как всегда: ангажированные споры, постепенно обретавшая голос разноголосица, убеждение, что мы разномышленники.

 

Добровольное самодеятельное объединение любомудров - как профессионалов, так и любителей философской культуры, – не утвердило программы и устава, не избрало председателя или секретаря, а просто договорилось собираться и обсуждать доклады на близкие каждому темы, содержащие философские аспекты.

 

Возраст выступающих колеблется от семнадцати до семидесяти.

 

VI

Чем же они занимаются? Прежде всего, обсуждают то, что их интересует. Опыт показывает, что особенно волнуют философскую общественность проблемы отнюдь не практического или морального характера, что могло бы завести в тупики привычной скуки, закрывшей многие центры психологического и интеллектуального влияния в нашем городе, а проблемы творческие, методологические, онтологические, семиотические и антропологические.

 

Мы всегда просили владеющих абсолютной истиной – не беспокоить, не сотрясать воздуха в нашей аудитории с её наэлектризованными импульсами самостоятельного поиска не адептов, но идей. Именно идея альтернативности всякого возможного идейного багажа заставляла нас отталкиваться от идеи, что нет единственно возможной системы взглядов и убеждений, обеспечивающей доступ к истине самим фактом принадлежности к ней.

Общество носит имя одного из величайших бессистемных философов всех времён и народов, человека на все времена – скептика Мишеля Эйкема де Монтеня (1533-1592). Гуманистический пафос мыслителя позволяет выслушать все стороны, найти у каждой, чему удивиться и порадоваться.

«Если дело это не твоё, пусть никто не заставит тебя в нём участвовать, если же твоё – не медли!».

 

Чтобы освоить философскую культуру – необходимо философствовать самому и слышать философствующих вслух.

 

Речь – это акт поведения, чтение и писание вторичны. В возрождении традиции устного публичного философствования – залог популярности науки и научных знаний, философской культуры и культуры дискуссий. И если Юрген Хабермас подчёркивал, что демократия – это только и всего лишь процедура, то её частью не могут не быть дискуссии по всем существенным вопросам сущего и бытия, практики и жизни.

Мы собираемся не для того чтобы вещать истину. Вещателей и так много. Но собираемся мы, «чтобы ставить в учёных собраниях вопросы, которые влечёт за собой поиск истины».

 

VII

В литературе первое упоминание об обществе относится к 1997 году. Автор книги о политических партиях на Луганщине С.В. Чебаненко дал правильное заключение об отсутствии организаторских способностей у нашей группы и ее неполитическом характере. Но многие ли политические общности, упомянутые автором, дожили до сегодняшнего дня? От многих амбициозных объединений не осталось и следа, а монтеневцы всё ещё собираются.

 

Маразм официальных структур научных сообществ общеизвестен, и не место здесь разбирать его причины. Мы лишь касаемся вопроса о необходимости и свободе философствования в обществе позднего и зависимого капитализма как залоге сохранения духовного здоровья людей. Помните, у Монтеня: если в душу человека войдёт философия, то в тело его войдёт здоровье.

 

Наша забота – духовное здоровье, философская культура тех, кто не равнодушен к свободным поискам истины. Мы не верим, что истина всегда останется мнимым достоянием одиночек или верующих толп. Неорганизованные и неформальные группы людей отправляются в поход за истиной ежедневно и ежечасно, и даже если не находят (и не найдут) её, – укрепят силы для жизни, а найдут – переменят жизнь себе и другим.

Монтень говорил об искусстве жить достойно. Мысль, не лишняя после двадцати лет блужданий страны по бездорожью.

 

Всем мы благодарны за вклад в дискуссию, как благодарны и тем, кто препятствовал попыткам загнать нас в угол полулегального существования, отстаивая наше право публично философствовать.

 

Словом, быть монтеневцем - значит бескорыстно искать истину и интересно проводить время. Но это только первый, экзотерический круг общения. Есть ещё связь поколений…

 

VIII

Живите здесь и сейчас. В пространстве смысла, ибо больше жить негде. Не откладывайте мысль, выскажите, проверьте себя, услышьте реакцию другого. Любите не себя в других, а другого в себе, берегите его образ…

 

Молодых, что слышат только себя, трудно упрекнуть, у них были примеры старших, с трудом ушедших от бодрых речёвок пригнувшейся в подобострастии комсомолии: «Делай с нами, делай как я, делай лучше нас!». «Не можешь – научим, не хочешь – заставим…». Не делайте того, что вам не по сердцу, не заставляйте, если, конечно, вы не начальники, других…

 

Мой преподаватель философии, светлая ему память, Иван Карпович Исаев, когда-то шутил: «Любить нужно всех, а целоваться только с некоторыми».  Как часто мы видим тех, кто готов целоваться с кем угодно, хоть с чёртом, но любить при этом только себя. По этой причине следует избегать саморекламы и саморекламщиков.

 

Пиар – это моё глубокое убеждение, – должен быть запрещён законодательно. Особенно отвратительны кампании под слоганами «Я – самый умный» или «Я – самая красивая». Это убивает культуру народа.

 

Так вот, наше общество любомудров, – лишь маленький островок на интеллектуальной карте Луганска. В нём теплится огонёк самовитой мысли тех, кто ещё ищет.

 

Слышу понятное: но ведь можно искать в интернете! Зачем же глаза в глаза? Помилуйте, вам и карточку пришлют (жаль не всегда свою - смеёмся).

…Не возражая против нынешних способов общения виртуально, всё же трата времени на общение «глаз в глаз, голова к голове» представляется частью той самой единственной роскоши общения, о которой некогда поведал миру автор «Маленького принца». Переставая встречаться, люди перестают жить.

 

IX

Жить – значит встречаться, в том числе с незнакомыми людьми. Не прятаться за фразу «Кто ж вас, уродов, не знает», которую я часто слышу в обмене репликами между молодыми, уверенными, что дружить – в этом городе, стране, мире, – не с кем, и общение – трата времени, если только не ведёт к пользе или хохме. Я не против того и другого, но настоящая польза – это уход от суеты и бестолочи.

 

А разве вы не замечали, что лучшая хохма - та, что рождается в общении уставших людей, занимавшихся интересным, а главное своим делом, а не высиживающих яйца юмора в пыльных залах с видом утконоса, которого должны смешить. Должны, поскольку он заплатил, и он утконос – то бишь существо, несущее утку с юмором. И сколько же у нас принцесс, ждущих, когда их рассмешат, или принцев с той же поступью утконоса!

Свободное общение свободных людей на свободно выбранные темы – это ли не рай на земле? А может быть, человек, верящий в этот рай, дурак? Простак? Как здорово быть им. Вопреки пословицам: дураки умнеют. С дураками, извините, не скучно. А главное: дурак без эпитетов и уточнений ведь не подонок.

 

Философское общество… Звучит тяжеловато. Кто-то подумает: «Та хай йому грець!..». Не своё – не жалко. Можно и без него.  Чего искать – всё ясно. Но… Ищем  круг общения, обмена неожиданными мыслями, приобщаемся к тому, что проходит, ибо в этом кружении мыслей есть утоление жажды смысла, а поход за истиной и смыслом есть философия не для избранных, а для всех. Мысль, пусть и слабо схваченная умом, но идущая от сердца света, ведёт к познанию. Познание, общение, свет. Приобщение к познанию - радость.

 

Сказал это - и воспарил… А рядом улыбаются: чудило, у нас и так много света и радости, и не ходим мы во всякие философские общества.

Рад за вас искренне, напоминайте о свете и радости окружающим.

 

Уж вам-то мы не мешаем?