УБИТЬ В СЕБЕ ГОСУДАРСТВО

Я попал на государственную службу прямо со студенческой скамьи. Если точнее, то за полгода до окончания университета. Не то чтобы я дико стремился стать чиновником - скорее даже наоборот. Само словосочетание «государственная служба» вызывало у меня устойчивую ассоциацию с серым югославским костюмом (как это символично – костюм, переживший свою страну), галстуком-удавкой скромного цвета и покрытой пылью соцреалистической лепниной на потолке казённого кабинета. Иногда в этот ряд громоздко вклинивались нелепые визуализации выцветшей, некогда полированной мебели,  гулкое эхо коридоров, застеленных вытоптанными дорожками, и какая-то необычайно объёмная, предельно концентрированная чёрная пустота вокруг,  время от времени выплёвывающая и сразу же поглощающая бесшумные тени клерков с мутными лицами.

Сами понимаете, что после фееричной рок-н-рольно-КВНовской студенческой жизни, так удачно складывавшейся из пива в полиэтиленовых пакетах, ночных репетиций и конвейера первокурсниц-провинциалок, забывавших своё «хУево-кукУево», а заодно папу, маму, любимую собаку и жениха-призывника с первым глотком и аккордом «Rape me», перспектива оказаться внутри номенклатурной чёрной дыры, мягко выражаясь, не радовала. Но в то время наглядно страдать от  депрессии, не-есть-не-пить и вскрывать вены ещё не считалось признаком  хорошего тона и тонкой душевной конструкции, поэтому в одно прекрасное утро, я одел костюм, обулся, по привычке украдкой глянул, как мама мелко крестит меня в спину, и отправился утверждать законность и правопорядок на территории отдельно взятого района нашего родного города – это так называлось, как выяснилось впоследствии.  

Первое и главное на государственной службе – найти своих и прибиться к ним. «Свои» - это некая эмоционально-психологическая ниша, куда ты относительно органично мог бы вписаться. Ты не обязательно должен совпадать с людьми по социальным и возрастным признакам, сами обстоятельства и бесконечный прессинг с первого дня работы обрекают тебя на поиск стаи – вместе и отбиваться легче и поскулить есть кому. Мне в этом отношении, можно сказать, повезло. С каждым из пяти человек, к которым я прибился в начале, так сказать, трудового пути, у меня до сих пор великолепные отношения, но речь не об этом.

Что сразу сбивает с толку и выводит из себя любого нормального человека на государственной службе - это патологическая уверенность окружающих в собственной значимости и причастности к чему-то великому, практически сакральному. Степень этой самой значимости напрямую зависит от степени приближённости «к Телу» руководителя. Руководитель (он же «шеф», он же «батько», он же «мудак» - в зависимости от ситуации) – священная корова. Что бы ни делал руководитель - это «по работе» - влепил ли выговор, лишил ли премии или нажрался с самого утра до зелёных соплей с коллегой из соседнего района. Даже в поездке руководителя в баню с проверяющими, водкой и проститутками, оплаченными из твоего кармана, есть нечто жертвенное. Ты не понимаешь что именно, но твёрдо знаешь, что не от праздной жизни начальник идёт на такое, а только в интересах службы. Да и ещё, никогда не называйте государственную службу «работа». Работа - у шахтёров, а здесь служба – жестокая, беспощадная, Но. Такая. Нужная. Людям.

Что касается карьеры. Если вы к тридцати получили массу поощрений, неплохой пост и достаточно обозримые перспективы, не обольщайтесь. Это ничего не значит.

Реальное карьерное положение не отражается в трудовой книжке. В жизни оно выглядит несколько иначе. Всё, как я уже говорил, решает приближённость к начальнику, завоевать которую, по большому счёту, легко, если:

а)вовремя делиться;

б)не стучать (ну, или стучать так, что никто не знал);

в) публично боготворить босса.

Есть ещё и «г» - самый надёжный и быстрый путь карьерного развития, но для него нужны:

а)большая белая грудь (и все прилагающиеся к ней девайсы);

б)терпение;

в) ещё раз терпение. 

Я видел, как четыре полковника сбивали друг друга с ног, чтобы первыми поздороваться с секретаршей одного из моих бывших начальников-варягов, который, в числе прочего, прославился феноменальной любовью к деньгам, фантастической подозрительностью на фоне чрезмерной доверчивости, и замечательной динамичностью в сфере репродуктивной деятельности. Такой себе мини-Сталин. Секретарша с красивым и печальным лицом фронтовой жены, устало-снисходительно кивая головой, шла исполнять свой маленький трудовой подвиг – варить кофе, читать гороскопы и беречь государственного шефа от обезвоживания и сексуальных фрустраций. Другой фаворит варяга – дурачок-завхоз, чьё умственное развитие тронулось с мёртвой точки только благодаря инструкции по эксплуатации газонокосилки, по мере приближения к Телу на глазах эволюционировал из питекантропа с разводным ключом в респектабельного офицера, «решающего вопросы». Вот вам два наглядных примера, подтверждающих мою доктрину о неоднозначности термина «карьера».

Второе, к чему сложно, но необходимо привыкнуть на государственной службе, – это постоянное предательство. В отличие от повседневной жизни здесь предательство не имеет резко выраженного отрицательного значения и зачастую рассматривается как один из вариантов упреждающего удара. Скажем, вечером можно расслабиться в компании сослуживцев, а на следующий день с опухшей физиономией и  полным ртом маскирующей перегар жвачки, стоя на ковре у высохшего от ненависти окружающих кадровика, объяснять, что, дескать, словосочетание «конченый пидор», сказанное намедни в адрес «первого» и казавшееся безумно смешным и уместным, в твоей интерпретации имеет несколько иное семантическое значение, нежели принято считать. Возвращаешься на службу, шаришь глазами по одутловатым физиономиям: «Кто?! Кто, б...?!», и понимаешь, что все эти физиономии только что стояли на том же самом ковре и задают себе тот же вопрос. Поэтому предательство на государевой службе – категория в большей степени философская,  своего рода нравственный императив.

И третий момент, к которому нужно себя тщательно готовить, - это маниакальная, шизофреническая показушная любовь к службе, которая, как правило, заканчивается, полным растворением в её концентрате собственной идентичности (возможно, именно поэтому у нас каждый вонючий ППСник мнит себя шерифом, мол, «I Am A Low, Mutafaca»).

О службе слагаются песни (как правило, на мотив советских ударных хитов), да что там песни – гимны, которые невпопад исполняются во время корпоративных пьянок («корпоратив» - термин, заимствованный у внешнего мира, на госслужбе носит саркастический оттенок). Типовой припев гимна должен выглядеть примерно так:

Тебе судьбу мою вершить тебе одной меня судить

Команда молодости нашей

И без (здесь вставляется нужное слово – милиции, прокуратуры, горисполкома, управления мелиорации и водного хозяйства и т.д.) нам не жиииить!!!

Ла-ла-ла-ла-ла-лай-ла-ла

Ла-ла-ла-ла-ла-лай-ла-ла…

 

Петь нужно громко и чувственно. Мелодия, тональность, рифма – всё вторично. Главное – коллективный бессознательный экстаз, и то, что после этой песни единение продлится максимум на время завтрашнего опохмела, - ничего страшного - важно то, что здесь, важно то, что сейчас…

Так проходят годы.

Лично я не заметил десяти лет, а кто-то, не использовавший возможность остановиться и оглядеться, не заметил всей жизни.

Так уж устроена эта чёртова матрица…

Меня часто упрекают, что в своей колонке я не делаю моральных выводов. Честное слово, не знаю, зачем это нужно, тем более что мораль – у каждого своя.

Вот и сейчас не знаю, чем закончить статью…

Мне становится смешно, когда каждая новая власть говорит, что она «поднимет» эту страну.  Не знаю, что они имеют в виду, но для того, чтоб поднять эту страну, сначала нужно убить это государство.

Хотя бы - внутри себя.

 

Егор Степнов