Понятие дома уже оторвалось от географии. История телепродюсера с Донетчины, который стал руководить шелтером для переселенцев во Львове

Историк по образованию, а по профессии продюсер телевидения, Андрей руководит шелтером для переселенцев во Львове. Шелтер расположился в столетнем двухэтажном доме на улице Лычаковской, который до недавнего времени стоял пустым.

Здесь находят временное убежище люди, которые эвакуируются из зоны боевых действий. Некоторые едут за границу, а некоторые остались без ничего и не знают, что им делать дальше.

Убежище заработало в тот день, когда российские войска взорвали дамбу Каховской ГЭС, и за непродолжительный период своей работы успело принять уже почти 200 человек. Преимущественно из Херсона.

Выдернуть Андрея на разговор не так-то просто. Между делегаций разных благотворителей со своими вопросами успевают встревать жильцы шелтера, а еще есть телефон.

– Песок привезут? Сейчас я Саше скажу, он ворота откроет. Все, давай, потому что занят.

– Саша, напиши в группу пусть не закрывают, потому что привезут песок. Всё, не могу говорить.

– Тысяча гривен в месяц уходит только на телефонные разговоры, — теперь уже мне говорит Андрей. — Звонки сейчас отовсюду. В начале было не так, а как только мы открылись, это просто превратилось в шквал.

Каждый день в приют приезжает одна-две донорские организации. Спрашивают, что необходимо. А потребностей много, еще и возникают они откуда не ждали. За день открытия выяснилось, что убежище не подключено к центральной канализации, а стоки уходят в выгребную яму во дворе. Каждые полтора-два дня ее нужно откачивать.

Когда заехали первые люди, то вылезла проблема с двухъярусными кроватями. Когда забираешься наверх — можно перекинуться. А еще организационные моменты, транспорт, регистрация, питание.

— Представь, у нас на смене постоянно находится только 1-2 человека. Мы прогнозировали в месяц пропускать 150 человек, но за первые три недели уже есть 200. Однажды у нас было одновременно 70 жильцов, и среди них 20 детей. Есть там “автопарк” велосипедов и самокатов во дворе. Я вышел, сел, а вокруг меня как будто пчелиный рой носится. Обычно это могло бы разозлить, но я радовался тому, что это место ожило, — рассказывает Андрей.

Наконец ему удалось выбраться из круговорота текущих дел и мы сели в только что освободившейся комнате на втором этаже.

Донецк — уже не Донецк

Андрей родился и провел детство в Макеевке. По специальности историк, после университета три года проработал учителем в местном лицее. За это время он понял, что ему нравится работать с детьми, а еще, что отношение к молодым кадрам плохое, и перспектив в глубоко совковой системе образования нет. Тогда ему пришлось покинуть Макеевку и искать счастья в Киеве. С помощью друзей совершенно случайно попал на телеканал СТБ, где начал работать администратором.

— Прошел три собеседования — так и попал туда. Тогда запускались первые «Икс-факторы» и я попал в этот движ с непрерывными кастингами, разъездами и командировками. Но я использовал каждый предлог побывать дома. Когда в Донецке что-то было, всегда ездил к родителям.

Вскоре начался Майдан, позже сепаратисты при поддержке россии захватили Донецк. Последний раз Андрей был дома осенью 2014 года. Тогда все проукраинские общественные движения уже были подавлены так называемым ополчением.

— Мое любимое место в Донецке — парк кованых фигур возле библиотеки Крупской. Я там часто ходил, фоткался, там всегда какая-то приятная атмосфера была. А в то время все было иначе. Привычной толпы нет, какие-то странные редкие люди встречаются в военной форме без знаков. Где-то раздаются автоматные очереди. Тогда первый раз я почувствовал, что Донецк — уже не Донецк. Я сфотографировал ту царь-пушку и Донбасс Арену. Эти воспоминания запечатлелись в памяти как последние, — вспоминает Андрей.

“Спасите нашу семью”

Андрей вернулся в Киев, а родители остались в Макеевке. Они думали, что это скоро кончится и все вернется как было, но на Донбасс как будто вернулась эпоха 90-х. Бандиты, рэкет и “крышевальники” — все переобулись под ополчение и начали устанавливать свои порядки.

Отец Андрея занимался малым бизнесом, его микроавтобус было легко узнать по флагу Украины. В один момент за ним приехали домой вооруженные люди и увезли. Позже выяснилось, что отца Андрея сдали соседи-ждуны. Накатали жалобу, будто у него сын “правосек” живет в Киеве.

— Я сразу в СБУ и “Донбасс SOS”, связывался с друзьями ментами и в группах в интернете искал. Поехать туда я не мог, потому что уже стояли блокпосты, а я числился “правосеком”. Вдруг пришел один из наших дальних родственников и предложил сделать обмен. Наше авто, деньги и некоторое оборудование — и нам отдают папу. Фактически это было тупо похищение. К счастью, все прошло удачно. После этого родители сразу уехали. Схватили две сумки и уехали”, — рассказывает Андрей.

Отец Андрея тяжело переживал произошедшее. Из всего нажитого за всю жизнь осталось лишь две сумки, еще и сказывалось пребывание “на подвале”. Похитители выводили его на расстрел и стреляли в стенку рядом, неделю морили голодом. Так совпало, что в то время Андрей перешел в шоу “Спасите нашу семью”. Он остро чувствовал диссонанс от того, что участвует в проекте, помогающем другим спасать их семьи, в то время, когда рушится его собственная семья. Андрей уволился с телевидения и переехал к родным.

Февраль 2022

Спустя время дела в семье наладились и Андрей смог вернуться к работе. Через несколько лет из администратора он вырос до линейного продюсера, вместе с командой снял 14 сезонов шоу “Мастер шеф”. В марте 2022 должен был запускаться новый сезон…

— Накануне у меня было очень странное чувство. Я связался с сестрой и сказал: “Пойдем в супермаркет и купим все необходимое для тревожного чемодана”. Это было 23 февраля. Ранним утром я проснулся от каких-то звуков. Включил телевизор — там ничего. Потом зашел в телеграм, а там лента несется, что не успеваешь читать. Тогда я начал понимать, что происходит. Война. Киев под обстрелом. Позвонил маме, разбудил сестру. На все про все 30 минут, собираемся и едем хотя бы за пределы Киева. На улице еще светало.

В шесть утра Андрей с сестрой сели в машину, однако выехали из Киева только на второй день. Пробка в сторону Житомирской трассы была ужасной. Уже по дороге, увидев колонны военной техники и авиацию в небе, они решают не оставаться под Киевом, а ехать к родственникам на Хмельнитчину.

— С тех пор работа превратилась в определенной степени в волонтерство по телефону. Под Киевом у нас был съемочный павильон, где было топливо, генераторы и многое другое. Все это мы дистанционно переправляли в ТРО и ВСУ. Надо было координировать потребности, выяснять, где можно взять и контролировать, чтобы оно попало куда надо. Очень быстро весь павильон “Мастер шефа” перешел на нужды военных, защищавших броварское направление.

В апреле, когда Киевщина была деоккупирована, Андрей решил вернуться. Надо было посмотреть, что с квартирой, были незакрытые рабочие вопросы и заканчивались деньги.

— Когда я приехал в Киев, он был пуст. Выглядело все это грустно. Людей нет, работы нет. На СТБ закрыли все проекты, все сотрудники выехали на запад Украины или за границу. На телеканале работали только новости. Побыл там и поехал снова на запад, совершенно не зная, что меня ждет.

После проекта “Мастер шеф” я справлюсь с чем угодно

Во Львове Андрей встречает коллегу Викторию, которая была продюсером в проектах “Я соромлюся свого тіла” и “Вагітна в 16”. Оказалось, что она работает с переселенцами в большом убежище на улице Дорошенко.

— Я сказал, что могу помогать, пока не нашел работу. Пришел в тот день, когда вся команда уехала за город отдохнуть. Это было в мае. Они прошли через трудные эти два месяца, март и апрель. Я остался один на два этажа, где было 140 человек: старики, инвалиды, дети, беременные. Мне дали телефон — если что звони. И уехали. Двое пьяных мужчин устроили драку — вызываю полицию. Только разобрались, пожилая женщина говорит, что умирает, я бегу туда, вызываю скорую. Телефон разрывается. Я думал, боже, после проекта “Мастер шеф” я уже справлюсь с чем угодно. В конце концов, когда все вечером вернулись, я был в таком состоянии, мне хотелось упасть прямо на улице и отключиться. Но где-то промелькнуло, что я был в месте, где я очень нужен, что я оказывал помощь людям в ситуации, где они сами не справились, — вспоминает свои впечатления от первого дня волонтерства Андрей.

Весной 2022 года через Львов прошли сотни тысяч беженцев, все они нуждались во временном убежище и поддержке. Люди прибывали с вокзала группами, волонтеры поселяли их во временных приютах, где предоставлялось питание и базовая материальная помощь. Все это нужно было организовать. В то время устойчивого финансирования таких приютов еще не было, поэтому ресурсы нужно было буквально вырывать.

Волонтеры убежища думали, что больше не увидят Андрея. Однако он периодически помогал и выходил на дежурство. Наконец Андрей нашел неплохую вакансию на одном из местных предприятий, почти в тот же момент Виктория предложила ему официальную должность в благотворительном фонде, который занимался шелтером. Выбор был быстрый, в убежище на улице Дорошенко Андрей проработал следующие 9 месяцев.

Директор

В марте 2023 года руководительница приюта на Дорошенко Виктория ушла в ВСУ, а Андрею предложили стать директором.

— Я отказался. Взгляды на то, как должна идти работа, здесь, у нас во Львове, и там, у руководства в Киеве, стали кардинально разными. Они приезжали сюда как на подиум, поработать на имидж. Мы отсюда заявляли об одних потребностях, а нам дают другое. Для меня это было дико. Пример? Внедрение программы модных причесок для женщин ВПЛ. Человек, потерявший дом, близких, думает ли он о прическе? Может ему нужен курс психологической помощи? Эти руководители наши где-то в другом измерении. Оставаться я там не мог.

Андрей имел рабочие связи со многими разными благотворительными организациями. Когда Благотворительный фонд Возницкого предложил присоединиться к развитию убежища на улице Лычаковской, а затем его возглавить, он сразу согласился. Но пришлось снова овладевать до того незнакомыми обязанностями — фандрейзинг, написание грантов, просчет бюджетов и финпланов, создание заявок и форм донорам, заполнение аппликаций. Параллельно с этим будущая команда шелтера приходила собирать мебель, красить стены, вешать обогреватели. Каждый день без выходных, иногда даже по ночам.

— Было такое, что пришлось работать в Троицу. Местные на нас смотрели очень странно. Между собой шутили, что когда будет открытие, все придут, а мы будем без сил лежать по углам. Зато сейчас в этом доме есть жизнь. Здесь бегают дети, готовится еда, какие-то бабушкины трусы висят как флаг. Смотришь с улыбкой — это значит, что это место нужно, — говорит Андрей.

Месячное содержание убежища обходится в 20-30 тысяч долларов. Сейчас благодаря фандрейзингу и спонсорской помощи есть финансирование на базовые расходы до апреля 2024 года. С июля команда приюта даже будет получать зарплату. Однако на масштабные работы деньги еще предстоит найти. В планах к зиме утеплить фасад и обустроить дворик. Затем отремонтировать крышу и стоило бы отремонтировать чердак. Это даст дополнительные 200 квадратных метров.

Об обмене опытом

После начала полномасштабного вторжения вышло два новых сезона “Мастер шеф”. Каждый раз перед запуском Андрею предлагалось вернуться с повышением в должности. Но он считает, что сейчас люди с менеджерским талантом больше нужны в социальных проектах и ​​на войне.

— У нас было общее видение, что будем помогать до того момента, пока от нас не уедет последний человек и не скажет: “Спасибо, до свидания, вы нам больше не нужны”. Тогда я буду знать, что могу вернуться. Но после того, что я услышал и увидел, это уже не будет развлекательный сектор.

Андрей собирает свою базу историй людей, с которыми сталкивался в шелтерах. С некоторыми поддерживает контакт и следит за дальнейшей судьбой. Этот материал может стать основой документального проекта. Война затронула всех, но по-разному, считает Андрей. Люди, которые выезжают из зоны боевых действий, имеют другой опыт, и здесь во Львове, это особенно заметно.

— Однажды к нам зашла женщина с черепашкой в руках. Я сначала подумал, что она у нас живет. Подходит и спрашивает: “Что здесь такое?” И я по произношению понимаю, что это точно не из наших жильцов, это кто-то местный. “Опять эти переселенцы?” С таким презрением это было сказано! Надо было слышать. И возникла такая идея, взять местных мажоров и повозить автобусом по шелтерам, показать, как живут другие, и какие у них истории. Это, конечно, шутка, потому что понятно, что они на такое не пойдут.

Кроме воспоминаний почти ничего нет

Телефон у Андрея мигает в беззвучном режиме все чаще. Почти час директор не на связи — это слишком. Но он не обращает внимания. Спрашиваю, что для него сейчас означает “вернуться домой”.

— Сейчас для меня домой — это значит поехать к родителям, и здесь не важно, где они сейчас находятся. Понятие дома уже оторвалось от географии. Но у меня есть цель после победы поехать в Макеевку, там осталась моя собака, она 9 лет без нас. Тогда мы считали, что едем на время, и отдали родственникам. Для меня это самое большое предательство в жизни. Не знаю, узнает ли меня, простит ли, но я хочу с ней увидеться. Хочу увидеть свой дом. Знаю, что его разворовали, разнесли, за ним никто не присматривает столько лет. Надеюсь, что остались мои картины. В детстве я увлекался рисованием и наделал их очень много. Я знаю, где они лежат, если они там будут, я их заберу. Ну и еще, я хочу увидеть тех соседей, которые топили за россию, посмотреть и спросить: “А что теперь вы дальше будете делать?”

— Кроме воспоминаний почти ничего нет, — после паузы продолжает Андрей. Глаза его смотрят уже далеко-далеко в окно. — Были друзья, но со временем это общение потерялось. Из живых существ, за которых я переживаю, только собака. Еще я с давних времен болел за “Шахтер”, на старый стадион ходил. Мечтаю снова побывать на Донбасс Арене, чтобы “Шахтер” играл какой-нибудь Еврокубок.

Я замечаю, что передо мной уже сидит немного не тот Андрей, который был в начале интервью. Где-то я слышал фразу, что именно воспоминания делают нас теми, кто мы есть. Видимо, со временем мы удаляемся от тех, кем были в прошлом, и становимся другими. Но те прошлые “мы” не исчезают. Надо подобрать отмычку-триггер, чтобы из глубины воспоминаний вызвать человека многолетней давности.

— Сколько у нас есть помп? Две? — говорит в трубку уже снова современный Андрей, директор шелтера.

Иван Станиславский