
Об агрессии РФ, будущих законах и плене отца — в интервью с нардепом от "Слуги народа" Горбенко
«Применяются все возможные дипломатические инструменты и усиливается сотрудничество с союзниками». Так депутат, заместитель главы комитета по правам человека, деоккупации и реинтеграции ВОТ Руслан Горбенко говорит о работе власти над противодействием возможному российскому наступлению. Больше — читайте в нашем интервью.
«Восточный вариант» продолжает интересоваться, что ждет оккупированные территории и вынужденных переселенцев в ближайшее время. Для этого мы пригласили на интервью народного депутата, заместителя главы комитета по правам человека, деоккупации и реинтеграции временно оккупированных территорий Руслана Горбенко.
Руслан Горбенко жил и работал в Луганске до 2014 года. Был предпринимателем и депутатом Луганского горсовета. После оккупации переехал в Киев и вывез часть сотрудников своих предприятий. А в 2019 году прошел в парламент по списку партии «Слуга народа».
Мы пообщались с Русланом Горбенко о том, как власть планирует улучшить жизнь людей в оккупации и вынужденных переселенцев, когда ожидать принятия ключевых законопроектов и следует ли ждать усиления агрессии от России. А также о том, за что боевики удерживают в плену его отца. Что рассказал нардеп — читайте в интервью.
Об актуальных законопроектах
— Руслан, начнем с того, чем сейчас занимается ваш комитет. Над какими важными для оккупированных территорий и ВПЛ законопроектами вы будете работать в этом году?
— Сейчас есть 47 проектов законов и кодексов, по подготовке которых наш комитет определен главным. Практически все проекты законов так или иначе касаются временно оккупированных территорий. Это и нарушение прав человека, и вопросы гражданства (потому что наши граждане получают паспорта РФ), и вопросы нацменьшинств.

Также одно из основных направлений — это законопроекты, которые помогут быстро решить вопросы, связанные с финансовой нагрузкой. В наш комитет входит как минимум 8 выходцев из Луганщины, Донетчины, и АР Крым, мы сами являемся ВПЛ, и эти проблемы нам знакомы.
На первом заседании комитета рассматривались проекты законов, касающихся гражданства. Думаю, все понимают значимость и щепетильность этого вопроса.
— Вы инициатор закона о введении специального режима хозяйственной деятельности на территории приоритетного развития в Донецкой и Луганской областях. Расскажите доступным языком, для чего нужен этот закон по вашему мнению? Что он изменит?
— До 2014 года 70% экспорта из Луганской и Донецкой областей шли в РФ. В результате войны эти экономические связи были разорваны и те предприятия, которые не смогли переориентироваться на другие рынки, закрылись, обанкротились. Мы понимаем: чтобы поднять этот регион, нужен системный подход, который должен состоять из восстановления инфраструктуры, создания условий восстановления экономики, облегчения труда предприятиям и предпринимателям.
Этот законопроект имеет целью как можно быстрее восстановить экономику Донбасса, интенсивнее привлекать и мотивировать граждан, проживающих на оккупированной территории, переезжать на подконтрольную Украине территорию.

Как показывает практика, это действительно хороший инструмент быстрого экономического роста. Например, город Славутич, курортные города в Трускавце до сих пор живут на той инерции, которую дали специальные экономические зоны.
Лучший пример — это Закарпатье. Если бы там не была создана специальная экономическая зона, то мы бы не имели заводов по сборке автомобилей, по производству комплектующих. Их использует Volkswagen и BMW.
Предполагается несколько уровней и разные стимулы. При этом действующие льготы и стимулы не будут отменяться. На территории приоритетного развития будут действовать «бизнес-няни». Если бизнес находится вблизи линии соприкосновения, он будет получать больший объем льгот. К примеру, это освобождение от налога на прибыль на 10 лет, а не на 5, как для других резидентов. Это и дополнительные льготы по НДС, платы за специальное использование воды, возможность использования льгот на плату за землю и другие.
Помимо налоговых льгот предусматриваются и другие стимулы, как со стороны государства (например, компенсация стоимости электроэнергии), так и со стороны фонда консорциумного финансирования. Предусматривается страхование бизнеса от разных рисков, в том числе военных.
— Один из самых больших вызовов, стоящих перед депутатами и парламентом, это доработка закона о переходном правосудии и принятие его? На каком этапе сейчас работа над этим законопроектом? Когда можно ожидать вынесения его в зал парламента?

— Мы сейчас находимся на этапе дипломатических переговоров на самом высоком уровне.
Все зависит от этих переговоров и окончательных согласованных решений.
Международный опыт изучен, экспертные круги готовы.
Как только будут решения, все быстро будет проработано и принято.
— Как вы лично видите закон о переходном правосудии? Кого должна касаться амнистия, а кто должен пойти под суд по вашему мнению?
— Лично я понимаю, что нужно выполнять законы Украины. У нас в кодексах хорошо прописаны нормы о правонарушениях. Я за то, чтобы мы «не становились тем, с кем боремся». Нам не нравятся «репрессивные машины» соседа, так не нужно такие инструменты воспроизводить, если «Украина не Россия», как писал в книге Леонид Кучма. Меньше насилия и ненависти. Больше ума и поворачивания ментально людей лицом к своей стране.
Обязательно, такие действия как убийства, пытки, изнасилования и похищения должны быть строго наказано. Но многие остались или вернулись на оккупированные территории, потому что не нашли в себе сил и ресурсов на новую жизнь. Я против стен и ярлыков, что там плохие люди, враги. Хорошие люди есть где угодно, и плохие — где угодно.
— Вообще вопрос справедливого наказания для виновных будет приоритетом в этом законе?
— Долго можно спорить о смысле слова «справедливость». Для кого-то это «око за око», для кого-то «найти силы для прощения». Я не рассчитываю на быстрые наказания. Не ближайшая перспектива. Но я бы не хотел, чтобы мы закладывали новый «виток спирали» ненависти и конфликта.
— Почему президент Украины, по вашему мнению, до сих пор не подписал закон о военных преступлениях? Вы лично голосовали за этот закон? И какова ваша позиция относительно закона?
— Я голосовал «За». Почему Президент не подписывает, надо, наверное, у него спросить. Моя позиция изложена в моем голосовании.

О Минреинтеграции и Ирине Верещук
— Вы были в одной фракции с нынешним министром по вопросам реинтеграции Ириной Верещук. Для многих ее назначение было неожиданным. Как вы думаете, почему именно она возглавила министерство?
— Более того, я активно лоббировал создание именно должности вице-премьера по этим вопросам. Если внимательно посмотреть биографию Ирины Андреевны, кроме того, что она «отличница» и юрист по образованию, она понимает, что такое государственное управление, и что такое военное дело, и что такое местное самоуправление. Поработала народным депутатом в таком серьезном комитете, как комитет по вопросам безопасности, обороны и разведки. Все компетенции и опыт у нее были.

Реинтеграция — это о людях, об их судьбах, об их семьях и обстоятельствах их жизни. Здесь о тонкой границе между интересами государства и интересами отдельного гражданина, так или иначе связанного с ВОТ. Думаю, что опыт работы именно в местном самоуправлении должен помочь ей.
— Как вы оцениваете работу министерства по вопросам реинтеграции и результаты, которые оно дает?
— Сейчас Ирина Андреевна быстро приступила к работе. Мне кажется, что правильно был взят курс на гуманитарные проблемы, на общение с председателями громад в присутствии глав ВЦА, чтобы напрямую понимать, что у них болит. Мне очень понравилась реакция по поводу пакета законопроектов по территории приоритетного развития — мы быстро согласовали тексты и сотрудничаем.
Но есть и плохие новости: каждый месяц в Луганской и Донецкой областях людям существенно легче не становится. Упадок и безработица, отсутствие качественных социальных и медицинских услуг особенно в селах и поселках. Нет денег, потому что нет бизнеса, нет предприятий, нет соответствующих заработных плат.
Всегда после общения с людьми понимаешь, что нужно было делать больше и быстрее.
О возможном наступлении России
— Вся Украина живет в напряжении из-за вероятности полномасштабного наступления РФ. У многих людей иногда складывалось впечатление, что власть бездействует и занимается внутренними политическими играми, вместо того чтобы готовиться к вероятному наступлению. Как представитель власти, как политик, вы могли бы объяснить, что делает Украина, чтобы предотвратить очередное нападение со стороны оккупанта?
— Президент Украины Владимир Зеленский, премьер-министр, МИД и все, кто имеет право и мандат на переговоры и официальные действия, работают. Все спецслужбы, работа которых не публичная, трудятся. Политики, которые в таких тяжелых условиях делают «картинку и шоу» из ничего — безответственные политики. В речи президент четко сказал, что «цель врага — паника, так что не нужно помогать ему достигать цели». Пока используются все возможные дипломатические инструменты и усиливается сотрудничество с союзниками. Мы каждый день слышим официальную позицию США, Великобритании и других стран, и она дает уверенность.

— Насколько лично вы считаете реальной угрозу полномасштабного вторжения РФ?
— Я лично видел, как идет подготовка перед наступлением, когда я жил на востоке Украины до 2014 года. Поэтому в полномасштабное наступление страны-агрессора я не верю, потому что в обществе нет предпосылок, чтобы такое наступление произошло. Хочу верить, что здравый смысл победит в российских элитах и политикуме.
О заблокированных КПВВ
— Оккупационные власти в прошлом году фактически заблокировали людей на оккупированной территории без возможности получить сертифицированную вакцину от Covid-19 и лечение. Что делала украинская сторона для того, чтобы исправить ситуацию?
— Эта работа велась в основном в ТКГ (Трехсторонняя контактная группа). Мы делали все возможное, начиная с того, что уровень представительства был очень мощный с нашей стороны в ТКГ — уже на уровне глав комитетов и вице-премьер. Мы были готовы оперативно принимать решение. Но, к сожалению, это была односторонняя готовность.
Параллельно мы решали вопрос о штрафах на границе с РФ, когда люди из ВОТ вынуждены были таким образом уезжать. С точки зрения закона мы эту проблему нивелировали. Но отдельные нарушения, если они до сих пор существуют, это задача правоохранителей и внутренней безопасности пограничной службы.
О личном
— В декабре вы заявляли, что против вас запустили информационную кампанию. В частности, относительно якобы торговли ваших компаний с компаниями оккупированных территорий. Объясните, пожалуйста, какова, по-вашему, природа этих обвинений?
(В декабре прошлого года в информационном пространстве начало распространяться так называемое «расследование» пророссийского блоггера Анатолия Шария, в котором он обвинил Руслана Горбенко в торговле с оккупированными территориями, — ред.)
— Это абсолютно фейковые обвинения. Единственное, что я за все время узнал, мне сказали, что это «ответ за Медведчука».

Конец медийной дискредитационной кампании приходился на очередное судебное заседание коллеги по комитету Виктора Медведчука (Медведчука подозревают в финансировании терроризма и суд выбирал ему меру пресечения, — ред.).
Таким образом, пропагандисты придумали обвинения в мой адрес в тех же преступлениях, в которых подозревают Медведчука, и подают это с посылом: «вы или Медведчука отпустите, или Горбенко судите».
Это манипуляционное сравнение, потому что все же понимают, что масштабы наших личностей, состояния, влияний не сопоставимы. А главное, что в моем случае эти обвинения просто выдуманы.
Медиа-пропагандистская машина работает как каток. Все, кто из ВОТ (временно оккупированные территории) — депутаты, общественные деятели, журналисты — все, так сказать, «под прицелом». Мы очень уязвимы тем, что мы оттуда, там находятся наши родственники, знакомые и близкие. Сейчас меня понимают, уверен, процентов 60-70 из принадлежащих к категории временно перемещенных лиц, при этом независимо от наличия официального статуса. Война — это всегда семейные трагедии и одна из таких в моей семье.
— Вы также сообщали, что ваш отец сейчас находится в плену у боевиков? В чем его обвиняют оккупанты?
— Да, он около 4 месяцев находится, как говорится, на подвале. Получить достоверную информацию сложно, потому что люди там боятся всего. И даже если я получу ее, то не буду делать ее предметом обсуждения в публичном пространстве ради его безопасности.
К нему никого не пускали, поэтому о состоянии здоровья тоже ничего неизвестно.

— Почему ваш отец не покинул оккупированную территорию?
— Я бы хотел еще раз подчеркнуть, что это семейные трагедии, потому что я не могу возненавидеть своего отца, какое бы решение он не принял. Имею в виду, что он решил остаться. Многие люди уже преклонного возраста остались в своих домах, занимаясь делом жизни. Цель всей этой войны — навязать нам ненависть и как следствие — дать подтверждение, что в Украине «гражданский конфликт», вызвать желание «перестрелять» друг друга. Я это понимаю. И я сам не хочу поддаваться ненависти и прошу людей этого не делать.
— Какие механизмы вы используете, чтобы освободить отца из плена?
— Отдельно никаких, потому что осознаю, что в правовом поле есть только путь официальных дипломатических переговоров руководства стран, которые сейчас продолжаются, в частности, относительно обмена всех, кто лишен свободы на ВОТ, и тех, кто лишен ее в РФ.
Месседж жителям ОРДЛО
— В конце каждого интервью мы предлагаем спикерам озвучить главный месседж жителям оккупированных территорий. Что бы вы сказали?
— Уважаемые граждане, за нами правда, а у кого правда — тот сильнее, и мы победим.
***
Читайте также
📌 "Без справедливости невозможно установить постоянный мир". О жизни и будущем переселенцев и людей в оккупации — в интервью с Ириной Верещук
📌 "99% людей с оккупированных территорий получат амнистию". О реинтеграции, деоккупации и будущем Донбасса — в интервью с Дмитрием Лубинцом
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.