"В дороге ломаются и машины, и некоторые люди": как происходят эвакуации из самых горячих направлений Донетчины

Экстренные выезды волонтеров, спасателей и правоохранителей не прерываются даже тогда, когда вражеские дроны начинают охотиться на самих спасателей и эвакуационные авто, совсем не учитывая то, что внутри могут находиться не просто гражданские, а дети. Поэтому как волонтеры и гражданские едут под вражескими дронами, готовясь в любой момент выскочить из авто на ходу, и что им тяжелее переносить — прилет КАБа вблизи или сутки без сна — читайте в материале Восточного Варианта.

Дончане, которые успели выехать до прилета снаряда в дом, признаются: иногда после вынужденной эвакуации в обед, которую они не планировали еще час назад, у них из-под ног будто убегала жизнь. Со временем количество сумок на эвакуацию уменьшилось с трех — до одного небольшого пакета,  который лежит в тумбе у выхода. Сезонную одежду и несколько пар обуви заменила небольшая кипа бумаг: паспорт, свидетельство о рождении и браке, документы на недвижимость. Иногда в этом пакете нет даже ключей от дома — не потому, что там нет места, а потому, что они будут скорее сувениром, чем тем, что будет иметь практическую целесообразность.

“Я садилась в машину с ощущением, что еду из дома умирать”: как одна эвакуация отделила жизнь жительницы Селидово — от смерти

Светлана, 56-летняя жительница Селидово, еще недавно оставалась в уничтоженном городе. Женщина жила в подвале на окраине города, — дом повредило снарядом еще в конце августа, окончательно добил его прилет управляемой авиационной бомбы в сентябре. В конце концов, от пятиэтажки остались только нижние три этажа и полуразрушенный подвал. В нем женщина провела несколько месяцев — фактически с июля 2024 года, с тех пор как оккупанты начали уничтожать из авиации и артиллерии весь город. Тогда же на “нулевой” этаж в сырое помещение “переехал” матрас, одеяло и гуманитарка, которую женщина получала последние полгода.

Выживать в подвале под канонаду взрывов и звуки обвала домов, признается, было страшно. Иногда Светлана даже ложилась на матрасе и накрывалась подушкой, будто пытаясь защититься от смерти.

Иногда чувствовала, как на нее сыпется побелка с потолка и как дрожат стены дома. Женщина признается: тогда и молилась, и даже просила у оккупантов прекратить — как будто ее могли услышать.

“Я сама была в подвале на несколько домов. Соседи повыезжали летом, а я думала, что смогу переждать, пока все затихнет. Не думала, что дойдет же до такого, что будут стрелять по улицам, на которых ходят обычные люди. За квартиру страшно было, за вещи. Да все было страшно, уезжать просто боялась. Когда-то даже хотела выехать — за соседями должны были приехать волонтеры, еще в сентябре, я сказала, что тоже соберусь. Но те не приехали, а соседка сама с мужем выехала — якобы к кому-то села в машину. А уж когда не было ни света, ничего — то и не перезвонишь об эвакуации. И не знала, куда и кому звонить. Я узнала о том, что с полицией можно было выехать, только когда увидела ребят у подъезда, которые меня и вывезли”, — рассказывает женщина, которой посчастливилось выехать из почти уничтоженного города.

Ужасы выживания прекратились только в этом месяце, когда оккупанты были всего в километре от ее дома. О таких “расстояниях” ей рассказали уже полицейские, которым удалось приехать и случайно забрать женщину — поскольку у той не было связи. Кроме того, не было даже возможности зарядить телефон. 

“Я уже даже не мечтала выехать. Пешком не выйдешь, потому что некуда, неизвестно, что вообще происходит, где наши, а где... И страшно было, что сама буду идти. Если кто-то меня остановил бы — то как доказывать, что я не шпионю, не помогаю россиянам, а просто ухожу из дома? И куда иду?” — объясняет Светлана. 

Буквально из подвала женщину забрали правоохранители — с тем самым минимальным набором документов, которые она приготовила для спасения. Или же на случай, если весь подъезд обвалится вместе с ее квартирой в результате очередного прилета. Поэтому несколько недель назад Светлана выезжала в спешке, когда оккупанты обстреливали город из артиллерии. Даже из вещей, вспоминает, смогла взять только зимнюю куртку. Кроме этого — была только одежда, в которой она жила в подвале.

Светлана признается, что садиться в авто правоохранителей и ехать было даже страшнее, чем прятаться в подвале во время обстрелов. Даже тогда, когда город стирали КАБами и артиллерией. По крайней мере воспринималось — как шаг в никуда. Особенно тогда, когда на эвакуационном автобусе, а затем и поезде приехала во временное жилье в центре Украины. 

“Я садилась в машину с ощущением, что еду из дома умирать. Там было страшно, но я хотя бы поднималась иногда вверх, касалась фотографий, была у себя дома. Квартира была будто каким-то оберегом, — с 90-х годов я там жила. А теперь поехала неизвестно куда, на сколько”, — говорит эвакуированная жительница Селидово.

Сейчас Светлана живет в шелтере на Черкасчине. Соседка по комнате — женщина из Торецка, которая эвакуировалась еще в начале лета. Та тоже пережила один из самых сложных периодов своей жизни, когда уезжала из города, родного дома. И обе, признается переселенка, часто садятся по вечерам и плачут, вспоминая свою  исковерканную жизнь из-за оккупантов.

“Не верится, что мы потеряли все, на что зарабатывали всю жизнь. В Селидово у меня муж похоронен, родители, все годы прошли там. А на старости приходится жить в общежитии, без денег, без дома. Я уже и не надеюсь, что куда-то туда вернусь. И будет ли вообще куда возвращаться?” — отмечает женщина.

На сегодняшний день от уютного Селидово остались только руины. Военнослужащие на том направлении говорят, что россияне активно продвигаются по жилым массивам и оккупировали уже половину населенного пункта. Кроме того, россияне доходят мелкими группами уже к многоэтажкам — в частности той, в которой жила Светлана.

Она добавляет, что уже даже не надеется, что дом уцелеет под артиллерийскими и авиационными ударами. Однако надеется, что в квартиру не заселятся россияне — поскольку там у нее остались личные вещи.

“Мне очень жаль квартиру. Там все: фото, сувениры, которые привозили близкие и родные, личные вещи, альбомы, украшения. Остались еще какие-то вещи мужа и те, которые передавали в наследство родители. Там сколько украинских платьев и рушников, что душа болит за них. Я не успела их забрать даже в подвал, потому что там огромная тумба с этими вещами. И нет никого, кто бы их забрал. Уже никому, кроме меня, они не нужны”, — говорит жительница Селидово.

“Сгоревшие дома, разрушенные квартиры и люди, которые остались наедине с бедой”: как проходит эвакуация гражданских из истерзанной Донетчины

На днях, 23 октября, волонтеры и местная власть осуществили, вероятно, последний (или же крайний) эвакуационный выезд в Часов Яр, рассказывает Евгений Ткачев, волонтер гуманитарной миссии “Проліска”. На сегодня в оборонительную линию ВСУ уже “вклинились” оккупанты, хотя о потере города речь пока не идет. Сейчас там идут ожесточенные бои, оккупанты кратно преобладают в численности и пытаются проломить украинскую линию обороны полностью. Кроме того, Часов Яр постоянно обстреливают из артиллерии, ракет и авиации. Поэтому для спасения местных приходится применять не только хитрости, а буквально несколько разных планов. И бывает, что срабатывает самый неожиданный из них. 

“В Часовом Яре все больше «незваных гостей», больше разрушенных домов, прилеты почти постоянно. И все то же количество жителей, — около 400 человек. Для спасения одной бабушки во время крайней эвакуации были задействованы планы «А», «Б», «В» и «Г». Сработал «Г» — «боярышник». Ну, такая уж там «валюта»”, — рассказывает волонтер.

Журналистам Восточного Варианта Евгений Ткачев говорит, что на сегодняшний день желающих выехать из прифронтовых городов — крайне мало. Большинство выехали в первый период эвакуаций: прежде всего — в те несколько недель, когда было объявлено, что вскоре города начнет “разбирать” артиллерия. После этого “всплески” звонков и сообщений на эвакуацию происходили только тогда, когда населенные пункты переживали массированные обстрелы. Это становилось единственной мотивацией населению уберечь свою жизнь. Однако и эти периоды прекратились, когда в городе остались те, кому некуда ехать. Или же те, кто так считает.  

“После тех всплесков бывало, что приезжал эвакуационный автобус с 40 местами, а набиралось максимум 10 пассажиров. Бывало, что на весь автобус только один-два человека вообще. Хотя во время первого периода транспорт был забит полностью — людьми, животными, сумками... Ну и повлияло на потребность в эвакуации то, что были взорваны мосты. А это для волонтеров и власти означало задержку эвакуаций, согласование новых маршрутов, что тоже забрало время”, — вспоминает волонтер.

Вместе с тем, говорит Евгений Ткачев, среди желающих на эвакуацию увеличилось количество людей пенсионного возраста. Они увидели, что пересидеть в тишине не удастся, — боевые действия не обойдут ни их дом, ни их подвал. А когда выехали еще и соседи и стало понятно, что никто не принесет хлеба или воды — решили, что сами такие условия “не потянут”. И еще одним критерием, который смотивировал людей к выезду, стало исчезновение электроэнергии, водоснабжения и газоснабжения. В частности, в Покровске из-за этого выехала большая часть жителей, которые жили в многоэтажках, поскольку это фактически делает невозможным жизнь вообще.

Кроме того, из-за усиления обстрелов увеличилось количество заявок на медицинскую эвакуацию. В частности, раньше имели в сутки около 5-6 случаев. Затем это количество поднялось чуть ли не до 20 случаев, а потом снова упало — однако не до “начального” показателя. 

“Сейчас эвакуация уже продолжается и из Константиновки, где город обстреливают из артиллерии. То есть не как раньше, когда обстрелы были инфраструктуры и предприятий, — сейчас летит по улицам, многоэтажкам, центру города. И прилетает именно ствольная артиллерия, что очень опасно”, — рассказывает Евгений Ткачев. 

Из Курахово эвакуационный автобус гуманитарной миссии “Проліски” курсирует в Днепр ежедневно. Хотя, говорит волонтер, ситуация там — не самая лучшая (несмотря на то, что еще есть возможность полномасштабно заниматься вывозом гражданских из города).

“Со слов нашего водителя, то когда они выезжают — то и «грады» рядом ложатся, и дома вокруг горят... Курахово также под обстрелами”, — подчеркивает мужчина. 

Из Часового Яра эвакуация на сегодня также продолжается. Хотя во многие районы заехать уже невозможно из-за уличных боев. Поэтому, к сожалению, не все желающие смогут выехать. 

Евгений Ткачев добавляет: к сожалению, враг не просто видит все, что происходит на Донетчине и особенно в населенных пунктах, близких к линии боевого столкновения, но и контролирует там ситуацию. В частности, одна из эвакуаций из Часового Яра едва не закончилась трагедией для всего экипажа “Проліски”.

“Слава Богу, сумеречная эвакуация раненого из Часового Яра прошла почти без «приключений». Хорошо, что я не стал делать перевязку раненому на месте. Только мы отъехали на 10-15 метров с места, где стояли — прилетели 2 фугаса”, — объясняет мужчина. 

Волонтер отмечает: сейчас тех, у кого появляются мысли об эвакуации, не держит в прифронтовых населенных пунктах даже гуманитарная помощь — в отличие от того, как это было раньше. Точнее, она имела влияние на население тогда, когда фронт двигался медленно, а обстрелы были периодическими. Зато теперь, когда линия боевого столкновения приблизилась настолько, что обстрелы не прекращаются — люди преимущественно выбирают жизнь. 

“Восьмое октября. Эвакуация — одно из основных направлений работы, мы работали и будем работать, но такое... Исчезают не только эмоции, но и цензурные слова. Заявка на эвакуацию рядом с моим родительским домом, где я найду каждый уголок, даже вслепую, но есть одно маленькое «но» — расстояние. Сейчас выехать оттуда уже нереально, никак. К сожалению”, — добавил Сергей Чаус.

***