
Морской пехотинец Павел Попадюк провел в плену 1140 дней. Его путь пролег через Мариуполь, Еленовку и колонию строгого режима в Суходольске. Историю мужчины рассказывает Восточный Вариант.
Служба в морской пехоте
Павел родом из села Писаревка на Одесчине. При школе, где учился парень, был филиал детской музыкальной школы искусств, где он учился играть на духовых инструментах. Впоследствии поступил в Одесский профессиональный колледж искусств им. Данькевича.
“Отучился четыре года, а в 2017-м подписал контракт в 36-й отдельной бригаде морской пехоты. Попал в духовой оркестр. Я учился на музыканта и работал музыкантом — только уже на военной службе”, — рассказывает Павел.

Служил в Николаеве, но ротации были постоянными, чаще всего в Мариуполь. Задача духового оркестра — выступать на торжествах и во время памятных дней, захоронениях, открытиях мемориалов, досок почета, стел.
“Мы ездили в Мариуполь с концертами, открывали мемориалы, играли гимн во время поднятия флага. Также выступали вместе с группой «Тартак» и Александром Положинским в Николаеве на день города”, — вспоминает мужчина.
Инструмент Павла — валторна. “Это тяжелый инструмент, не каждый справится”, — добавляет герой.

Начало полномасштабного вторжения
В 2021 году Павел вместе побратимами поехал на ротацию уже как подразделение обеспечения, потому что людей не хватало, а концертную деятельность приостановили из-за карантинных ограничений. Тогда они были на ротации в Каменском возле Мариуполя. Там же и встретили полномасштабное вторжение.
“26 февраля по Каменскому, где мы стояли, прилетела ракета. Первые «двухсотые», первые «трехсотые». Все горело, все дымилось. Мы были в шоке”, — вспоминает Павел.
Оттуда военные перешли на территорию завода “Азовмаш”. Там царила неопределенность, было непонятно, где враги, что делать. На заводе не было света, воды, было мало еды. У оркестра были запасы провизии, которыми делился со смежными подразделениями. Впоследствии подразделение получило наблюдательный пункт и участок, который нужно было контролировать.,
Там они были до апреля. Мужчина вспоминает:
“Тогда из-за определенных обстоятельств открылся большой участок фронта и пришлось закрывать его нашей бригадой и смежными подразделениями. И тогда уже даже оркестр был задействован в прямом контакте с врагом, наши ребята участвовали в обороне госпиталя, где было много раненых”.

Когда стало ясно, что Мариуполь в окружении, решили прорываться. Тогда необходимо было пройти примерно 100 км, чтобы добраться до первого населенного пункта, где были украинские войска.
“Колонну начали обстреливать «Градами». Кто-то садился в машины, кто-то бежал пешком. Все рассыпалось. Я попытался выехать на своем минивэне, но это был не внедорожник – шансов не было. Удалось проехать 3 км, потом я вернулся пешком назад”.
Те, кто остался на “Азовмаше”, жили в бункерах под административными корпусами. Там не было света, воды, но хранились запасы пищи. Оркестр раздавал тушенку, сосиски, печенье другим подразделениям.
Враг был за поворотом
Здание, которое было над бункером, в котором был Павел с побратимами, было полностью разрушено. Они должны были переехать в другой бункер на территории завода, в котором еще была связь. И когда машина выехала и начала поворачивать, ее остановили, Павел услышал крик женщин в машине и увидел, что в транспорт целится “днровец” из РПГ. Еще несколько других целились в машину из пулемета Калашникова. В этом грузовике было около 60 человек. Павел вспоминает, что тогда боялся, что водитель нажмет на газ и это могло бы спровоцировать оккупантов расстрелять эту машину.
“Нас выстроили в колонны, сначала сосчитали, дальше сказали этой колонной бежать. Потом поставили лицом к стенке. Я уже думал, что это расстрел. За это путешествие я два-три раза прощался с жизнью. В таком в пешем порядке колонной нас завели в село Мирное под Мариуполем”, — вспоминает Павел.
Павел успел удалить все данные со своего телефона, сбросил его до заводских настроек. Говорит: “Там было личное, ничего не секретного. Я не хотел, чтобы те свиньи видели фото моей жены и маленькой дочери”.

Оккупанты забрали телефоны, погрузили всех в КАМАЗ и отвезли в Сартану. По дороге туда людей выгрузили, чтобы там их снял на видео российский пропагандист Сладков. Жена Павла увидела своего мужа на этом видео и знала, что он живой и невредимый. Далее пленных довезли до Сартаны, где находилось здание ангарного типа. Там было 700 человек, вместо туалета — одно ведро на всех. Воды не было, людям приходилось пить воду, которая собиралась в пленке на окнах. Там Павел пробыл два дня, после этого повезли в Еленовку под Донецком.
Около 11 ночи автобус заехал на территорию колонии. Там к Павлу подошел россиянин и сказал: “Прописки вам не миновать”. Тогда Павел не знал, что это значит. Как оказалось, это избиение при приеме. Подошла очередь Павла, у него спросили его звание и должность. И сказали бежать. Как только мужчина начал бежать, произошел первый удар трубой по ногам. Говорит, что понимал, что останавливаться нельзя, потому что забьют. И через боль бежал дальше, хотя удары продолжали сыпаться один за другим.
Потом нужно было добежать до следующего “днровца”, тот запускал по пять человек бежать дальше по коридору. Почему-то Павел был 6 в группе и ему не сказали бежать. Когда мужчина напомнил о себе, его заставили стоять у стены в позе “звездочки”. Затем забрали все шнурки и резинки, чтобы не было попытки суицида. И после этого снова бежал через коридор и снова избиение. В комнате его спросили имя и фамилию, дату рождения. Дальше снова бежать в барак, где были другие люди. Там проходил “шмон”. Павел говорит, что это делали какие-то мужики с улицы, они были в гражданской одежде. Тот, кто проверял Павла, спрашивал только о наркотиках, есть ли они у мужчины. Павел сказал, что ничего нет.
На одежде Павла был маленький флаг Украины. Увидев его, “днровец” снова ударил мужчину, сорвал флаг и заставил его жевать его. Потом посмотрел на него и сказал выплюнуть. Павел говорит, что тогда он повернулся в сторону, достал флаг и положил его сбоку.
“Я его не выплевывал, это я запомнил четко”, — вспоминает мужчина.

Там мужчина пробыл три-четыре дня. Нормальной еды не было, давали гнилую капусту и что-то похожее на перловую кашу. С водой были проблемы, ее не хватало.
“Они обвиняли нас, что это украинцы обстреливают водопровод возле Донецка. Говорили нам «мучайтесь, сами виноваты»”, — рассказывает Павел.
Затем снова автобус и дорога неизвестно куда. Людям надевали шапки и натягивали их на глаза. Павел сидел на полу и так ехали пол дня.
Суходольск: три года колонии строгого режима
Приехали в пять утра и начали принимать пленных. Павел вспоминает, что был очень настороженный, что сейчас снова будут избивать. Но тогда не били пленных. Это была колония строгого режима в Суходольске на Луганщине. Там три недели были без побоев, пленных никто не трогал. Среди пленных было много раненых, один мужчина умер из-за осколочного ранения. Его тело выносили на носилках и дали другим пленным попрощаться с ним. Один из них крикнул: «Герои не умирают». Это услышал начальник колонии, начал кричать и материться. После этого начались побои.
“Подъем в пять утра, зарядка под советские песни. Если не делаешь упражнения – бьют”.
Пленных заставляли посещать лекции о “величии СССР” и намеренно дезинформировали. Павел вспоминает: “Нам постоянно говорили: Одесса уже наша, Херсон наш. Это делали, чтобы сломать”.
В Суходольске были регулярные пытки электрическим током и побоями. Мужчина говорит, что многих ребят заставляли подписывать признание в том, что те не делали, чтобы их прекратили избивать. Им давали по 15-20 лет тюрьмы.
Зимой температура падала до -27 градусов. Одежда у пленных была тонкой, обувь изнашивалась и рвалась. В тапочках приходилось стоять на морозе. Отопления почти не было.
Павел вспоминает, что их не называли пленными, а “помешавшими проведению специальной военной операции”. И что Женевская конвенция не применяется к ним. “Хотя они сажали наших людей в тюрьмы, опираясь именно на Женевскую конвенцию”, — отмечает Павел.
Все это время он жил в неизвестности. Обмены происходили редко, и шанс попасть в список был минимальным.
“Каждый день ждешь, но твой вариант на обмен — мизерный процент”.
Возвращение домой
В мае 2025 пленных сфотографировали и осмотрели, чтобы показать “отсутствие побоев”. Павел говорит, что тогда понял, что их готовят к обмену. Из колонии в Суходольске его вместе с другими пленными перевезли в другую колонию. Там пробыли день. Оттуда самолетом в Россию, потом еще один перелет в Беларусь. Павел говорит, увидев белорусские номера на машинах, понял, что к Украине уже близко. И 25 мая 2025 года состоялся обмен пленными, тогда 303 украинских защитника вернулись домой.

Павел позвонил жене и сказал, что он дома. Когда мужчина попал в плен, его маленькой дочери было 3 месяца, а когда вернулся домой — ей уже больше трех лет. Анна, жена Павла, ждала мужа, посещала акции напоминания о военнопленных, писала песни об их любви и про плен.

Анна все время рассказывала дочери Марии, что у нее есть папа и россияне держат его в плену, но тот обязательно вернется. И Павел вернулся.
Работа над этим материалом стала возможна благодаря проекту Fight for Facts, который реализуется при финансовой поддержке Федерального министерства экономического сотрудничества и развития Германии.