"Страшно, когда над головой все летает": эвакуация с покровского направления с проклятиями, слезами и молитвами

Донецкая область в течение последнего месяца стала красной от атак и продвижения российских оккупантов. Десятки захваченных квадратных километров после захватчиков непригодны к жизни в ближайшее время. Некоторые же города — в частности, освобожденный Лиман, а также районы оккупированных Мариуполя, Северодонецка, Рубежного — до сих пор пытаются оправиться от нашествия. 

Сейчас покровчане с ужасом осознают: когда россияне подойдут ближе — город может настигнуть судьба Селидово и Мирнограда, которые обстреливаются из артиллерии и авиации ежедневно, в абсолютно хаотичном порядке, убивая местных, среди которых — и дети. Поэтому эвакуация для многих стала вынужденным шагом, которого многие боятся больше, чем смерти.

Сегодня линия боевого столкновения от Покровска — в 12 километрах, от крайней точки Мирнограда до позиций россиян — чуть более 3 км. Это означает, что россияне имеют возможность полноценно уничтожать города не только авиацией и дронами, но и артиллерией и танковыми снарядами — так, как они убивали Мариуполь и его жителей. Поэтому два района города Мирноград на сегодня уже закрыты на въезд — из-за опасности людей оттуда только вывозят.

“Я кричала детям: пусть меня тут привалит потолком, похоронит, но я никуда не хочу ехать…”

На вокзале в Покровске лишь изредка можно услышать относительную тишину, — когда кто-то просто пакует или несет вещи в вагон. Чаще здесь слышно плач взрослых, которые понимают, что их ожидает впереди, и крик детей, которые этого не осознают. В большинстве случаев голоса едва не срываются на слезы, и даже в этом случае люди старшего возраста молча утирают соленые капли и несут в одной или двух руках пакеты с марками супермаркетов, заполненные вещами и — часто — гуманитаркой. Некоторым “везет” больше — и тогда их вещи несут несколько человек, или же за пакетами делают несколько ходок.

Лидия, пенсионерка из Мирнограда, коротко объясняет, почему такой “ручеек” людей провожают взглядом. 

“Значит, есть где жить. Знают, куда едут, или к детям уже будут ехать. Потому что я не знаю, где буду жить. Куда вывезут. Поэтому у меня вот что”, — говорит женщина, показывая на два желтых пакета с вещами. В одном — сложенная куртка и почти “утрамбованные” свитер со штанами. Кое-где видно пакет с сахаром и солью. В другом пакете — вермишель, пакет с “легкой” одеждой и тапочки. 

Сама женщина одета легко, — говорит, что это для нее большой минус.

“Если бы осенью или зимой ехать — то и куртку наденешь, штаны, носки, перчатки по карманам, еще шарф какой-то — и можно ходит по морозам. А сейчас я что с собой возьму? Я не знаю, куда еду. Где жить? А вещи куда? Выкидывать жалко будет”, — замечает Лидия.

Лидия говорит, что едет в никуда. Дети есть (точнее — дочь и зять), но они сами живут на съемной квартире с маленькими детьми. Места на тех квадратных метрах женщине нет — еще двое внуков требуют много места, поэтому и родители спят “друг у друга на головах”. Что делать — женщина не знает, но не уехать не могла — дочь уже кричала и плакала в телефон, чтобы мать выехала. Поэтому когда таки уговорила — договорились, что бабушку куда-то поселят. Вопросом “куда” сейчас занимаются дети.

“Они как звонили — я им кричала, что пусть меня здесь потолком привалит, пусть дом могилой будет — не поеду никуда! Не хочу! Я здесь всю жизнь. У меня за душой ни крошки, все в дом, в ремонты вложено — так куда я уеду? А мне дочь начала рыдать, кричать, что меня не оставит, если сама не уеду — то приедет с маленькими детьми ко мне. Пришлось согласиться. Так вещи собирала неделю, спрашивала, куда еду? А они мне не говорили. Думала, что к ним, а позавчера узнала, что они или сами куда-то будут переезжать, чтобы вместе быть, или мне найдут какое-то жилье. Какое? Не знаю. Я ничего не знаю”, — рассказывает дончанка, впопыхах вытирая слезы, которые текут по щекам.

Глаза у женщины всегда влажные — возможно, раньше от старости. Но сегодня — от того, что она уезжает из дома, и даже не надеется в него когда-то вернуться. 

Лидия, уже садясь в поезд, машет рукой: “Уезжайте отсюда, дети! Нам, старым, здесь нечего делать, а мы уже отжили свое. Вы еще молодые, уезжайте”.

На перроне некоторые семьи, кроме пакетов с вещами, держат и велосипеды. Транспорт, как называют его дончане, будет незаменим в эвакуации. И хотя многие даже не знают, где окажутся через неделю — уверены, что хотя бы благодаря этому будут мобильными и смогут выехать к цивилизации. 

“Если надо куда-то выехать — то хоть можно поехать. Потому что кума поехала в эвакуацию — заселили в село, где ни автобус не ходит, машины нет. Аптеки нет, больницы нет, в магазинах ничего не купишь, что надо. Пришлось за деньги просить соседа везти в город. А я так — на нем... Сяду и поеду, куда мне надо”, — говорит женщина, держа в руках велосипед.

“Меня военные вывозили — удивлялись, как мы здесь ходим по улице”

Журналистам Восточного Варианта дончане рассказывают, что многих вывезли или уговорили на эвакуацию военные. В частности, Ольга из Новогродовки (имя женщины изменено в целях безопасности — ред.) помогала Вооруженным силам Украины последние несколько месяцев: готовила килограммы домашней еды и кормила ею защитников, давала приют (бесплатно отдала им несколько комнат своего дома) и занималась несколькими четвероногими любимцами, которых завели солдаты. Сейчас же те же ребята и вывезли ее на вокзал — чтобы лично попрощаться с “мамочкой”, как называют Ольгу.

“Я не хотела никуда ехать, и сейчас не хочу. Но страшно, когда над головой все летает и прилетает. В огород уже прилетело две ракеты, крышу снесло. Это мне мальчики починили. Я их кормила, они умнички: если опаздывают — то звонят, пишут, когда будут. Знают, что я волнуюсь, то берегут меня”, — рассказывает Ольга.

В 2018 году женщина на войне потеряла сына. После того родными для нее стали все побратимы погибшего, а с начала вторжения — просто все военные, которым только могла понадобиться Ольга. 

“Мне мальчики иногда писали, что им надо сигареты, какие-то энергетики — я покупала. В интернете не умею ничего, то мне помогала заказывать соседка — я ей список приношу и деньги, а она за все платит. А потом дети приезжают, забирают, благодарят... 

А было, что поболели зимой. Ангины, кашель, температура. А у меня аптечка — от всего. Так я их лечила: и тех, кто у меня жил, и кто болеет еще — узнавала. То к ним девочки-медики приезжали раз в несколько дней, а постоянно была рядом — то супчик сварю и принесу, то таблеток дам, сиропов всяких. Чай заваривала из липы и шиповника, они его очень любят. В этом году тоже собрала, насушила всего... Но не заберу с собой. Это мальчикам будет. Победят — заберут с собой, детям будут заваривать”, — улыбается Ольга с мокрыми глазами.

Женщина отмечает: на эвакуацию не согласилась бы, если бы не один из военных. У того недавно умерла мама, жена и дочь остались без ее помощи — поскольку женщина смотрела за ребенком, когда любимая работала на местном предприятии. Поэтому решили, что Ольга поедет в Винницу, будет жить в доме, где жила мама воина — и помощь будет, и дом не будет пустовать.

“Он мне звонит и говорит: «Мам, собирайтесь. К семье поедете». Я спрашиваю: «К какой?». Потому что у меня нет никого уже. А Стасик и говорит: «к моей. Потому что у вас тут с РЭБом страшно ездить, по нам все равно летит, а у вас крыши на полдома нет». Так поговорили, подумали, посидели — и решила ехать. Ждать своих мальчиков уже там”, — говорит Ольга.

На сегодня каждая эвакуация дончан — тяжелая и болезненная настолько, что они почти не разговаривают с родными, которые их провожают. Только обнимаются и утирают слезы. Иногда, когда проводники объявляют отправление поездов, люди выплевывают проклятия — в сторону оккупантов, из-за которых приходится ехать из родного места, оставляя позади всю жизнь. Кто-то же начинает вслух плакать — так “звучит” прощание многих пенсионерок с регионом, где прошли десятки их лучших лет.

Некоторые же уже привыкли к мысли, что ехать с Донетчины нужно для того, чтобы хотя бы выжить. Даже если для этого придется отказаться от привычной жизни, родных стен дома и людей, которые за годы войны стали самыми родными. 

Однако кто-то остается до последнего в прифронтовом Покровске — несмотря на то, что Мирноград уже страдает от регулярных обстрелов, а от него до города можно дойти за два часа. Татьяна Ивановна, покровчанка, от разговора с журналистами отмахивается — она провожает соседку с ее собачкой на поезд. Сама же остается “на хозяйстве” — будет смотреть за домами, а через несколько дней и собирать урожай на огороде подруги. Уезжать, говорит, некуда. И желания также нет.

“Здесь, под ракетами, спокойнее. Чем я там где-то буду мыкаться по приютам, никому не нужная, и мне будут плевать в глаза за прописку, будто это из-за нас война началась. Не хочу. Я дома буду”, — говорит Татьяна Ивановна. 

Напоследок женщина крестит поезд, который отправляется на Днепропетровщину, что-то шепчет. Возможно, молитву, чтобы соседка доехала и смогла обустроиться в новом городе. Однако спасет ли саму Татьяну Ивановну молитва от ракет захватчиков — вопрос, ответ на который слышать больно и грустно. 

***