Луганский врач Сергей Анистратенко: «Когда мы приехали в Ливию, в нас бросали камни»

Сергей Анистратенко – луганский врач-гинеколог, выпускник Ворошиловградского государственного медицинского института. В 2010 году уехал в поисках заработка в Ливию со своей семьей (женой-врачом и сыном), оказался в г. Злитене. Их карьеру в чужой стране, как и профессиональные судьбы многих украинских медиков в Ливии, прервала война. Но даже осознавая, что в стране идут бои, врачи не спешили возвращаться в родные города. О том, как встречала Ливия луганских медиков и что заставляет оставаться за рубежом даже в экстремальных ситуациях врачей из Украины, Сергей Анистратенко рассказал в эксклюзивном интервью «Восточному варианту».

 - Сергей Иванович, почему вы уехали в Ливию? Не было работы в Луганске?

 - Я работал врачем-ординатором в Луганской областной клинической больнице, жена находится в отпуске по уходу за ребенком.

 - То есть уехали просто за дополнительным заработком?

 - Скорее за адекватным. Да, мы уезжали исключительно по финансовым причинам.

 - Как находят свои рабочие места в Ливии украинские врачи?

 - Есть 3 или 4 официальных рекрутинговых агентства, которые занимаются набором медперсонала для ливийских больниц. Ливия привлекает наших медиков относительно высоким уровнем оплаты труда и тем, что там не требуется ностриикация диплома. Всего сегодня в Ливии работают около 3000 украинских медработников. Но эту цифру вам никто не подтвердит официально. Дело в том, что каждый заключает контракт непосредственно с больницей, в которой будет работать. И мало кто спешит становиться на учет в консульство. На консульском учете из всех наших медиков там состоит около 40 человек. Мы с женой просто не успели заняться этим вопросом. Постановка на учет в консульстве - абсолютно бесплатная, это просто наплевательское отношение к правилам. Людям этот учет ничего не даёт, но в определенных ситуациях (как в данном случае, когда началась война) посольству было бы проще собрать людей, если бы были точные сведения о количестве проживающих в Ливии украинцев.

О работе посольства Украины в Джамахирии я, кроме искренней и глубокой благодарности, сказать ничего не могу. Особенно мы благодарны консулу Андрею Солоненко.

 - Много ли украинских медработников в коллективах ливийских больниц?

 - Везде по-разному. Там, где работали мы, иностранцев было мало. Это был госпиталь при университете, учебное медучреждение. Там работали в основном врачи из Ливии. Что касается медперсонала (фельдшеров, медсестер) в нашей больнице был контингент из многих стран. Кроме славян, работали люди из Кореи, Индии, Бангладеш. Но наша больница – не показатель. В обычных медучреждениях врачей-иностранцев значительно больше.

 - Как преодолевали языковой барьер?

 - Пациенты-арабы, как правило, не знают английского. Первые три месяца врачам-иностранцам даются на адаптацию. Это как раз совпадает со сроком предварительного контракта. Мы учили арабский язык. Я в практике прибегал к помощи местных врачей-интернов, которые владели английским. В общем, работать сложно, но можно.

 - Когда вы приехали, были трудности на правовой и религиозной почве? Знали ли вы, куда едете, и как придется работать?

- Мы знали, куда едем. Это страна, которая живет без Конституции, по «Зеленой книге», соответственно, и права там в определенной степени ограничены. Окончательный контракт мы получили только спустя три месяца через Министерство здравоохранения Ливии. Это был контракт с государственной больницей.

 - В быту столкнулись с какими-то трудностями? В вопросах одежды, например, и поведения?

 - Ливия - мусульманская, глубоко религиозная страна, и если ты приехал в эту страну, должен подчиняться этим законам, соблюдать их. Мы жили в городке медиков при госпитале, который строился еще итальянскими строителями много лет назад, когда строилась и больница. Постройки летние, в очень плохом состоянии. Очень тонкие стены, высокая слышимость между комнатами. Одним словом, барачная система. Так как мы семья, приехали с сыном, нам дали домик. Там очень скудный быт. Когда мы приехали, не было кондиционеров, не работала канализация. В общем, сначала мы были в шоке. Потом они попытались это все наладить, сделали небольшой ремонт. Что касается отношения местного населения… Когда мы приехали, в нас бросали камни. Правда, было это  несколько раз, в принципе, это не показатель. В основном это делали маленькие дети. Когда они видят европейскую женщину с непокрытой головой, в другой одежде, у них это вызывает любопытство. Естественно, европейки   на улице не носили одежду с глубокими вырезами, очень короткими рукавами, майки, мини-юбки. Местные женщины вполне все это могут себе позволить, но дома, чтобы чужие мужчины их не видели. Мы свыклись с традициями.

В целом отношение местного населения хорошее. Старшему сыну, который приехал с нами в Злитен, 17 лет, он должен был ходить в школу при Российском посольстве, но вернулся назад через 1,5 месяца. Мы решили, что оптимальнее для него заканчивать украинскую школу.

 - Сколько понадобилось времени для адаптации?

 - По-моему, эта адаптация у меня до сих пор еще не прошла. Мы там были всего 7 месяцев.

 - Насколько известно, религиозными канонами в Ливии регламентируется и поведение врача. Как это выглядело? Тем более, что вы работали гинекологом.

- Историю болезни женщины, которая поступает в роддом, подписывает муж. Без этой подписи она не может поступить в роддом, муж ее привозит и все решения принимает только он.

- А если мужа нет?

 - Отец. Но если она поступила в роддом, она беременна, значит, у нее не может не быть мужа. Разве если только он не умер, что, сами понимаете, крайне редкий случай. Это другая страна, там не бывает так, как у нас, там очень и очень жесткие нравы.

- В отечественной медицине врач принимает ключевое решение очень быстро, когда речь идет о спасении жизни. Есть ли такие полномочия у врача в Ливии?

- Когда идет речь об удалении органов для спасения жизни, этот вопрос самый и самый сложный. Я честно говоря, всегда боялся, что возникнет эта ситуация и придется принимать решение ради жизни.

- Бывали ли такие случаи, и чем все заканчивалось?

- У меня нет, но у наших коллег -  были. Приходилось принимать это решение. Методика такова: есть ливиец, который является заведующим отделением, он должен иметь контакт с родственниками, с мужем или отцом, он решает все вопросы, после получения необходимых подписей, принимается решение об оперативном лечении. Если решение будет принято единолично, тем более иностранцем, можно попасть в тюрьму. Такие случаи - не редкость.

- Вы говорили, что сначала, когда начались боевые действия, не хотели покидать Ливию.

- Да.

 - Почему из страны, в которой идет война, вы не хотели ехать на родину, где нет военных действий? И почему все-таки уехали из Ливии?

 - Войной я назвать начало конфликта не могу. Это не было войной. Это было решение вопросов внутренней политики между так называемой оппозицией и властью. То, что показывали по телевидению в Украине и Европе, было однобоким освещением данной проблемы. А чаще всего - даже ложным. Шла настоящая информационная война. Каддафи не наносил авиаудары по мирным демонстрантам, он пытался свести к минимуму количество жертв. А к вооруженной до зубов банде «повстанцев» применялись соответствующие меры. С целью сохранения жизни повстанцам был дан приказ стрелять по ногам. Супруга последний месяц работала в реанимации, и к ним привозили раненых: и повстанцев, и солдат армии Каддафи. У оппозиционеров в основном были перебиты ноги. Их приковывали наручниками к кроватям, завязывали глаза. В будущем их ожидала тюрьма. Но всем оказывалась одинаковая медицинская помощь. В больнице была усилена охрана: и полиция, и армия, чтобы предотвратить   возможные беспорядки, месть.

Выступления «Востока» в Ливии - достаточно частое явление. Это историческая борьба между основными кланами. Люди покричат и успокоятся, в стране снова воцарится стабильность.  Все резко изменилось, когда в действие были приведены силы коалиции, и дело здесь не в мифической демократии для ливийского народа, а в нефти. Я думаю, что они бы сами решили все свои вопросы. Мы приняли в своей семье решение, что будем уезжать в случае, если вмешаются третьи силы.

- А ваш контракт вас защищал в этой ситуации?

- Нет.

 - Вы потеряли что-то в материальном плане, уехав?

 - Да, мы очень много потеряли.

- И этот фактор тоже влиял на решение оставаться в Ливии?

- Денежные вопросы волнуют всех, конечно.

- Вы попали в сектор, который подвергся воздушным атакам НАТО?

- Там, где мы работали, я этого не видел. В наш госпиталь везли раненых из Мисураты, где шли бои (это в 50 км от Злитена). Но ситуация в Злитене была относительно спокойная, не считая нескольких случаев поджогов государственных учреждений (полицейский участок, почта и т.д.) и грабежей (разграбили жилье турецких строителей, эвакуированных в первую волну, находившееся на территории нашего госпиталя). Уже после того, как приняли решение о выезде из страны, мы попали в такой сектор в Тажуре (пригород Триполи, столицы Ливии - ВВ). Там был военный городок, где расположены множество военных складов, радиолокационных станций, даже военное училище, которое тоже пострадало во время бомбардировки, погибло около 100 арабов-курсантов, совсем мальчишек. Тажуру бомбили «Томагавками» несколько дней подряд, наносили так называемые точечные удары по военным объектам, хотя при этом от взрывной волны страдали и гражданские здания.

Мы жили у знакомых, и была одна ночь, когда бомбили несколько раз с 22 до 6 часов утра. Нам хватило этой ночи бомбежки: удары были и совсем рядом – метрах в 500-800. Очень страшно слышать звук падающей бомбы, не зная, где она упадет. Следующим же утром мы переехали в Триполи, где наше посольство временно выделило пустующую квартиру в безопасном районе.

- В практике работы за время военных действий что-то изменилось?

- Работали, как обычно. Зарплату нам выплатили только за февраль в динарах, а в марте мы ее просто не получили - уехали. Население относилось очень хорошо. Нам даже выдавали продукты (сахар, хлеб, растительное масло и т.д.)

- Много ли медиков-украинцев осталось в Ливии сегодня и почему?

- Я знаю, что большинство иностранцев из тех, кто испытал на себе трудности военного времени, хотят вернуться из Ливии домой. Остались, как правило, те, кто оказался в кольце военных действий и не может эвакуироваться. Даже из Злитена, где были мы, было непросто добраться до Триполи. Это 180 км. После вмешательства третьих сил появились трудности с бензином (было уничтожено крупное топливное хранилище). По дороге - множество блок-постов; порой бывали случаи мародерства: отбирали телефоны, ноутбуки, фото- и видеоаппаратуру (нас это миновало). Проблем с тем, чтобы попасть на  судно, которое прибыло для эвакуации или самолет не было, необходимо было просто связаться с посольством. Но с началом военных действий исчез интернет, и появились большие трудности с мобильной связью.

Те, кто обзавелся в Ливии семьями, как правило,  стараются отправить своих близких в Украину. Труднее принять решение об эвакуации тем, кто прожил в Ливии по 16-20 лет. У этих людей там уже своя жизнь, там родились их дети. Они с ужасом думают о выезде из страны, ведь не знают, что ждет их в Украине.

- Вы вернулись домой навсегда или будете пробовать снова уехать обратно в Ливию, или в другую страну на заработки? Здесь есть возможность остаться?

- Я уже устраиваюсь на работу в Луганскую областную клиническую больницу. Я не думаю, что в Ливии очень быстро решатся все проблемы. В другую страну тоже пока не планируем ехать.

- В таком решении большую роль играет роль материальный или душевный фактор?

- Сейчас и тот, и другой. Хочется побыть здесь и успокоится после пережитого.

На фото Сергей Анистратенко с супругой Светланой.